Феноменальное невежество знаменитого художника сыграло с ним злую шутку. Каждую бульварную антисоветскую книгу, каждый разговор с каким-нибудь эмигрантом 1-й или 2-й волны, каждую кухонную политическую сплетню о Сталине он встречал с экзальтированным восторгом, как великую истину, ему чудесно открывшуюся. Именно ему, великому художнику, человеку голубой крови, отпрыску славной фамилии, поклонники и единомышленники доверяли сокровенные тайны:
"Слова старого Вржосека… потрясли до основания мою душу" (старый писатель Вржосек, знавший Ленина, поведал Глазунову свои впечатления о нем).
"Придя домой, я долго не мог заснуть, потрясённый словами друга" (друг его юности Костя рассказал Илье Сергеевичу о том, какой негодяй Сталин).
"Меня потрясло стихотворение никому не известного поэта Н.Воробьёва "Кадету" (Н.Воробьёв — поэт 1-й эмиграции).
"Его книга ошеломила меня, я дотоле не читал ничего подобного… Вот почему, рискуя многим, я провёз ее через границу под рубашкой на животе… Она ответила на многие мои исторические вопросы" (речь идёт о книге эмигранта Н.Н.Рутченко "КПСС у власти").
И такими гимназическими эмоциями: "потрясло", "ошеломило", "поразило", — переполнены страницы повествования И.Глазунова. Ещё бы! Ведь с ним доверительно разговаривали не кто-нибудь, а Василий Шульгин, сын Петра Столыпина — Аркадий, активист Народно-Трудового Союза Николай Рутченко, основатель журнала "Вече" Олег Красовский. Как тут не "потрясаться"!
Профессиональный историк Илья Глазунов был потрясён, прочитав "кодекс чести белого движения", написанный В.Шульгиным, и, как страницу из Евангелия, коленопреклоненно процитировал его в своей книге: "Белые честные до донкихотства. Грабёж у них несмываемый позор… Белые убивают только в бою. Белые рыцарски вежливые с мирным населением… Белые тверды как алмаз, но так же чисты… Карающий меч в белых руках неумолим, как судьба, но ни единый волос не спадёт с головы человека безвинно. Белые имеют Бога в сердце. Белых тошнит от рыгательного пьянства, от плевания и от матерщины… Они рассматривают врага холодными бесстрастными глазами… и ищут сердце… И, если нужно, убивают его сразу… чтобы легче было для них и для него…
Разве это люди?.. Это почти что святые".
Ну что тут сказать? Почитал бы лучше Илья Сергеевич дополнительно к шульгинской характеристике этих святых, или почти ангелов, страницы из книги члена поместного Собора Православной Российской Церкви (1917 г.), епископа Севастопольского (1919 г.), епископа армии и флота при Врангеле — владыки Вениамина, который в воспоминаниях "На рубеже двух эпох" пишет о своих впечатлениях участника гражданской войны на стороне белого движения: "Слышу, как он самой площадной матерной бранью ругает и Бога, и Божью Матерь, и всех святых. Я ушам своим не верю. Добровольцы, белые — и такое богохульство!"
"Помню, как в Александровске при крестном ходе в штабе стояли офицеры и небрежно курили, смотря на процессию с абсолютным равнодушием, думали, что их никто снаружи не замечает".
Это писал не "профессиональный историк", а выдающийся церковный деятель, свидетель и участник белого движения и трагического русского исхода, просто честный русский человек. Но, может быть, Глазунов не поверит митрополиту Вениамину, выходцу из крестьян, из народных низов?
Тогда надо будет познакомить его с дневниками человека дворянского сословия — барона Будберга, министра в правительстве Колчака, которому недавно демократическая власть Иркутска поставила памятник на берегу Ангары: "Год тому назад население видело в нас избавителей от тяжкого комиссарского плена, а ныне оно нас ненавидит так же, как ненавидело комиссаров, если не больше; и, что еще хуже ненависти, оно нам уже не верит, не ждёт от нас ничего доброго… Мальчики думают, что если они убили и замучили несколько сотен и тысяч большевиков, то сделали этим великое дело, нанесли большевизму решительный удар и приблизили восстановление старого порядка вещей… Мальчики не понимают, что если они без разбора и удержу насильничают, грабят, мучают и убивают, то этим они насаждают такую ненависть к представляемой ими власти, что большевики могут только радоваться наличию столь старательных, ценных и благодарных для них союзников".
Если это не убедит Илью Сергеевича в том, что белые не ангелы Божии, то советую ему прочитать страничку из воспоминаний штаб-ротмистра Фролова, командира драгунского эскадрона в корпусе Каппеля: "Развесив на воротах Кустаная несколько сот человек, мы перекинулись в деревню. Деревни Жаровка и Каргалинск были разделаны под орех, где за сочувствие большевикам пришлось расстрелять всех мужиков от 18 до 55-летнего возраста, после чего "пустить петуха". Убедившись, что от Каргалинска осталось пепелище, мы пошли в церковь… Был страстной четверг. На второй день Пасхи эскадрон ротмистра Касимова вступил в богатое село Боровое. На улицах чувствовалось праздничное настроение. Мужики вывесили белые флаги и вышли с хлебом-солью. Запоров несколько баб, расстреляв по доносу два-три десятка мужиков, Касимов собирался покинуть Боровое, но его "излишняя мягкость" была исправлена адъютантами начальника отряда поручиками Кумовым и Зыбиным. По их приказу была открыта по селу ружейная стрельба и часть села предана огню".