Как я уже упоминал, поскольку его ведет единая женская богиня, эта богиня, словно Ариадна, отдает ему клубок, чтобы выйти из этих глубин физики и метафизики. Для него женский пол, женское начало безусловно приоритетны по отношению к мужским, он даже называет женское начало абсолютным, а мужское начало относительным. Почему? Оно транзитно. Дальше пишет он так уже на примере античности: "В бессознательной исконной памяти об обреченности мужского на гибель и необходимости расплаты жизнью за обладание женщиной лежит то очарование таинственно влекущей и мистически ужасающей правды, какое оказывают на нас "Египетские ночи" Пушкина. Совокупная мужская энергия не в силах исполнить меру бессмертных желаний многоликой богини, и потому она губит своих любовников, от которых родит многогрудая Кибела только недоносков и выкидышей, губит и образует вновь в надежде на истинный брак, но оскудевшая сила солнца недостаточна в сынах". Пассаж, конечно, весьма интересный, и вот почему: Иванов уходит от плотской жизни и телесной любви, считая, что там недовольны все, и женщины и мужчины, что земная женщина жаждет небесного жениха. Тогда как мужчины жаждут насилия (он часто употребляет это слово для обозначения отношений мужчины и женщины, и другие слова он употреблять не любит). Для него обычная физическая любовь — только насилие. И насилие это нелепо, потому что и мужское и женское тело принадлежит великой матери. Он упоминает и Бахофена, и прочих античников, которые говорят, что земной мужчина не более чем фаллическое начало в недрах матери-земли, как подземные реки, подземные моря. Таким образом, насилие он сравнивает с идеей раскаленного солнца. То есть он говорит, представьте себе ужас раскаленной земли, где не растет ничего, страшные черные скалы, абсолютный песок пустынь, и люди задыхаются и хотят луны, хотят болота, хотят влаги. И это, как он считает, обращая парадигму раскаленного солнца на мужской мозг, мужскую агрессию, как раз то, что губит цивилизацию. Любопытный поворот его мысли.
Вернемся к тому, в чем он видит главное преступление Люцифера. Действительно, когда человек говорит "аз есмь", он утверждает свое я. Пишет он на эту тему так:
Ты в плоть мою, Денница, вжег Печать звезды пятиугольной И страстной плотию облек Мой райский крест, мой крест безбольный.Символика этой строфы понятна, потому что пентаграмма, пятиугольная звезда всегда была символом плоти. Эта самая пятиугольная звезда входит в гербы большинства республик, заметим, не монархий, но республик. Именно потому, считает Иванов, что республика — это то государственное образование, которое не интересует дух, не интересует душа, ее интересует только тело, экономика, промышленность. И вот, он пишет, что на внутреннего человека, которого символизирует "райский крест", Денница даже не надел, но он сказал сильнее: "…вжег печать звезды пятиугольной". И после этого началась страшная борьба духа и тела, это, на его взгляд, дело Люцифера, или Денницы. А после этого, он считает, Бог, который легок, Бог, который милосерден, Бог, который есть любовь, и остался Богом, но наши доступы к нему оказались невероятно трудны, потому что мы должны преодолеть барьер нашего тела, которое принадлежит Деннице-Люциферу.
Пишет Иванов о Боге так, как Он воспринимался уже после начала христианской эры, на пороге нашего времени. Как мы воспринимаем Бога?
Бог — душный вихрь и безнадежность, Бог — преступленье и венец, Бог — волн пылающих безбрежность, Бог — смертный ужас, Бог — конец. Но за концом — заря начала, За смертью — победивший смерть.Это любопытно, такие строки о Боге редко встретишь, при том что Иванов необычайно любит Бога, если можно так простодушно выразиться. Он пишет: "Но за концом — заря начала, / За смертью — победивший смерть". То есть, согласно мысли этого поэта, необходимо преодолеть плоть, что значит — смерть. Ибо только смерть плоти дает душе шанс, дает душе счастье и "гипотезу" (в греческом смысле слова, то есть "фундамент"). И далее в этом же стихотворении "Панегирик Богу":
Ты дал мне песенную силу, Ты дал мне грозы вешних чар, Ты дал мне милую могилу, Ты дал мне замогильный дар. Ты растопил мои металлы, И променял я свой алмаз На слез прозрачные кристаллы И на два солнца дальних глаз.Это очень хорошая, великолепная поэзия. И совершенно не хочется ее комментировать и как-то разъяснять выражения вроде "свой алмаз" и "два солнца дальних глаз". Всегда очень хорошо, когда читаешь поэзию, чтобы осталось гораздо больше недосказанности, гораздо больше внушения, гораздо больше галлюциноза, нежели так называемого конкретного понимания. Но основную ось мысли Иванова в этом смысле мы понимаем, и мы ее чувствуем. Конечно, он предполагает, что первый шаг на пути к Богу начинается, если мы забудем слова "аз есмь", что значит "я и мое право", "я и антропоцентризм". В этом совете Люцифера Иванов видит начало конца, то есть когда каждый человек понял, что он главный, что "аз есмь", а надо говорить "Ты еси", "Ты есть", это надо говорить Богу, который внутри нас, ибо Царство Божие внутри нас. В стихах это звучит так:
Когда с чела "аз есмь" стираю И вижу Бога в небеси, Встречаю челн, плывущий к раю, Любовь поет мне: "Ты еси!"