То есть главная реальность и главное бытие — это бытие Божие. И наш первый шаг в том, что мы забудем "аз есмь", а вспомним, что "Ты еси". То есть реально существует только Бог. Он совершенно бескомпромиссен, наш поэт, потому что, несмотря на то что есть люди хорошие, люди плохие, люди образованные, люди необразованные, это все одинаково призрачное бытие, которое он сравнивает с тем самым бытием вечной памяти мировой души, когда пишет: "…даже йота не пропадает в памяти мировой души". Но при этом для него это призрачная жизнь. И в каком-то смысле это можно соотнести с его пониманием преодоленной античности. Несмотря на изумительную красоту греческой философии и греческой поэзии, в наше время, наверное, думая об Иванове, Александр Федорович Лосев все свои сочинения касательно античности озаглавил не "Метафизика античности", не "Философия античности", а именно "Эстетика античности". И это совершен- но правильно. Но эстетику Вячеслав Иванов, несмотря на все соблазны, пытается преодолеть. Мы, конечно, сейчас не знаем его духовного бытия. Удалось ли ему действительно, как он пишет в этом стихотворении, "с чела стереть" проклятое адово слово "аз есмь"? Он думает совершенно по-другому, чем представители восточных доктрин, ведь "я" не дает покоя ни Востоку, ни Западу. "Я" не любит ни западная метафизика, ни восточная. Но на Востоке буддисты и некоторые суфии, которые также призывают стереть это "аз есмь", оставляют себе так называемую "божественную пустоту". Это термин и той и другой метафизики, и буддийской и суфийской. То есть они идут в божественную пустоту и хотят быть великой пустотой, они видят метафизическую задачу в том, чтобы стереть со своей личной пустоты любые границы и совпасть с абсолютной мировой пустотой. Этого нет у Иванова. Он не думает о пустоте, потому что, когда кончается "аз есмь", начинается "Ты еси", то есть начинается не поклонение, не религия, а восторженное понимание Господа Бога (он пишет это курсивом). Под словом понимание он, разумеется, не имеет в виду ничего резкого, ничего вызывающего. Понимать для него — это чувствовать. Понимание и интуиция у него синонимы в этом смысле. В этом поразительная новизна, любопытная для человека европейского дилемма, которую он решает таким способом. Поэтому для него выход из эгоизма, выход из тюрьмы собственного "я" — это простые два слова "Ты еси". Он даже советует нам повторять это. Это "Ты" живет в нашем "я", ибо Царствие Божие внутри нас самих. Поэтому это можно назвать self Господа Бога внутри нас, это наше внутреннее сокровенное "я", которое в нашем языке звучит как "Ты еси". В этом удивительное и непреходящее значение этого безусловно великого поэта.
Понятно, что он непопулярен, понятно, что у него сложные стихи, понятно, что необходимо быть не то что человеком образованным, но человеком, сердце которого чувствует даже шепот Иванова, даже его ворожбу. Поэтому на Луне он нам ворожит. Совершенно не обязательно понимать все его стихи, что невозможно. Я даже не знаю ни одного толкового комментария на его поэзию. Но суть одна: он нетленный, он совершенно русский человек, он абсолютный христианин в нашем, в нормальном православном смысле, и поэтому его значение непреходяще.
(обратно)
Владимир Винников
ПОСЫЛКА ИЗ ВОРОНЕЖА
Перевязанная по всем почтовым правилам, запечатанная сургучом, она пришла на следующий день после того, как сообщили, что Дёгтева не стало. Внутри — новая "литросовская" книга "Золотые купола" с дарственной надписью: "Дорогому Владимиру Винникову — от автора, с тёплыми чувствами, на добрую память и вообще. 12.04.2005 г." За четыре дня до смерти… Инсульт. В неполных 46 лет. "И вообще…"
После того, как в августе прошлого года мы целой полосой "Завтра" поздравили Вячеслава Дёгтева с 45-летием, не раз доводилось слышать от разных людей, особенно писателей: мол, "не по чину" такие юбилеи отмечать. И вот, "настоящего" юбилея, от "полтинника" и выше, никогда уже у Дёгтева не будет. И хорошо, что был хотя бы такой, "ненастоящий". Мы не то что мало любим, а даже мало ценим ближнего своего, пока он не станет невозвратимо дальним.