Есть в романе места, проникнутые высочайшим лиризмом: юношеская любовь игумена Антония (Медведева), смерть наследника Николая Александровича в Ницце и кончина матери святителя Филарета, описания Свято-Троицкой Лавры и природы Подмосковья. К недостаткам книги можно отнести достаточно узкое толкование литературной проповеди Гоголя и недопонимание ее значения в становлении русского религиозного самосознания (о чем свидетельствует хотя бы факт признанного ученичества Достоевского у Гоголя), а также досадное отсутствие комментариев (что особенно важно для детско-юношеской аудитории).
Тем не менее, все это лишь в некоторой степени оттеняет ту совершенно очевидную удачу, которой без сомнения является издание романа "Век Филарета". Книгу эту можно и должно рекомендовать для изучения в школе, так как, оставаясь явлением литературы светской, она задается вопросами духовно-нравственного воспитания человека, продолжает и развивает традиции русской классической литературы. И в какой-то мере восполняет тот страшный пробел в воспитательном поле современного российского образования, что сложился в последнее десятилетие.
г.Орел
(обратно)
Олег Дорогань НЕ ТРОГАЙТЕ ДУШИ ДВИЖЕНИЙ!.. В защиту имени Марины ЦВЕТАЕВОЙ
Никакой поэт не был бы поэтом без поисков и противоречий, состязаний и схваток, взлетов и срывов. Без диалектики душевных состояний. И выхватывать тот или иной неблагоприятный период из его жизни, вырывать те или иные его высказывания из контекста судьбы, чтобы развенчать, дискредитировать его имя, всю его жизнь и творческую планиду, по меньшей мере, непрофессионально. А по большому счёту, просто негодяйство, если не сказать покрепче.
Нынче, в эпоху словесной свободы, у всех вроде бы есть право на личное мнение. Крайности мнений — полюса чаш. Уравновесить их не наша — вселенская задача. А стало быть — и наша. Поэтому я счёл своим долгом в противовес той чаше всякой всячины, что нагрузил Ю.Павлов в статье "Движения души" о Марине Цветаевой ("ДЛ", 2004, №11), наполнить противоположную своими соображениями на сей счёт.
Цветаева — как все поэты своего времени, своего Серебряного века, противопоставила себя миру. С одной стороны, затхлому и косному, изнывающему от мировой скучищи и застоя. А с другой, начинающему рушиться от всеобщего безумия. Когда везде скука, суета и смута, — а это среда для посредственностей и ничтожеств, — важно, чтобы возвысилась индивидуальность. А талант — как золотое сечение в смыкающихся крайностях, удерживающее гармонию вселенского равновесия.
В этом, на мой взгляд, и состояла у Цветаевой "направленность таланта, ценности, лежащие в его основе, пути прихода к вечности", что по мнению автора исследования о ней вообще "игнорируются" ею.
Индивидуальность притягивается к индивидуальностям, а не к безликой толпе. В них М.Цветаева и видит гарантию современности — как "воз действия лучших на лучших", а потому и "избранных". А злободневность, по Цветаевой, "воздействие худших на худших", то есть она в кругах посредственностей, не исключающих и высшие, элитарные и правящие. Это-то, очевидно, не понял Ю.Павлов, разбирая статью Цветаевой "Поэт и время" (1932).
Неслучайно М.Цветаева и потянулась к таким индивидуальностям, которых посчитала равными себе по таланту: Б.Пастернаку, О.Мандельштаму, Р.М.Рильке, П.Антокольскому, С.Парнок и другим. Однако наш исследователь или не знает, или недоговаривает, что тянулась она и к М.Волошину, Н.Гумилёву, В.Брюсову, А.Блоку, А.Ахматовой, В.Маяковскому и другим сугубо русским поэтам. А Ю.Павлов как раз делает упор на юдофилии М.Цветаевой: "Не берусь утверждать, в какой степени М.Цветаева — еврейка по духу, но одна, главная, ветхозаветная идея избранничества — стержень её' личности и творчества". Как видим, делает малообоснованно и спекулятивно.
Он подходит к поэту и его творчеству вне исторического контекста. И в этом его самое слабое место. Напомню, в начале XX века "новые иудеи" идеями демократической свободы, идеалами справедливого устройства общества наводнили, обворожили, обманковали передовую часть России, вскружили головы примерами свободомыслия и раскованности духа, будили революционное сознание масс жертвенными подвигами боевиков-террористов.