— Заканчивать не будешь? — ахнула Галина Ивановна.
— А зачем? Это уже будет смешно.
— Но народ-то знает, кто автор.
— Ну и что?!
— Обидно. Он похвастал — ему уж и деньги заплатили.
— Тем более. Сделаю — куда поставлю?
— Тоже верно... — Галина Ивановна поцеловала мужа во впалую щеку и пошла убирать со стола.
Иван Григорьевич услышал, что зазвонил телефон, жена сняла трубку и долго с кем-то еле слышно говорила. Донеслось только несколько слов:
— Люся... да ни к чему. Люся!..
Значит, опять Люся Воробьева, сама звонит. Она очень талантливый человек, но вечная скандалистка. А может быть, она и правильно скандалит, только забыла, в какой стране живет. Это в какой-нибудь Германии или Франции могут упечь за решетку, если кто сделает копию с чужой картины и продаст, как оригинал. Даже если на багете и подпись будет стоять истинного автора!
Однажды Люся с очередным ухажером забрела в ресторан "Север" и вдруг узрела там на стене свой осенний букет, который на самом деле был давно уже продан за границу, залетному бизнесмену из Страсбурга. Люся спросила у метрдотеля: где вы взяли этот шедевр? (От скромности она не умрет.) Тот, не подозревая подвоха, признался, что работу Воробьевой купили в салоне "Елена". И за деньги немаленькие.
Люся, неслышно матерясь, немедленно потопала на толстенных подметках в салон "Елена" и попыталась устроить там скандал с приглашением телевидения. Однако директриса "Елены" нагло заявила: а как вы докажете, что это не ваша работа в "Севере"? Иностранец мог продать ее здесь же в аэропорту, чтобы не везти в свою иноземию. "Багет не мой!" — был ответ. "Ну, раму всегда можно заменить". Люся не поленилась, побежала на телеграф, дозвонилась в Страсбург, благо что приезжавший бизнесмен оставил ей визитную карточку с адресом и телефоном. Покупатель мигом прислал факсом подтверждение с печатью своей формы, что картина мадам Воробьевой висит у него в офисе, что если салон "Елена" не признает свою вину, он, покупатель, подаст в суд в знаменитый Страсбургский суд, который здесь через дорогу. Испугавшись возможного скандала, директриса "Елены" была вынуждена заплатить Люсе полную стоимость работы — тысячу долларов.
Только одно осталось невыясненным — кто же копию смалевал? "Елена" уверяла, что сама не ведает, что ее подставили. Наверное, кто-нибудь из голодных молодых гениев Сибири. Причем, хорошо сработали копию, великолепно передана суть картины: среди бабьего лета, под синим, но уже слегка выгоревшим небом — засохлый куст татарника с малиновым цветком, три желтых листа ландыша, стрельчатые, коричневые листья увядшего папоротника, в скрутившейся паутинке уснул черный шмель с одним поблескивающим крылом... причем, и его лапки, и золотые позументы прорисованы отменно...
Молодец баба. Так чего она хочет? Галя расскажет.
Но жена не стала рассказывать, а притащила трубку радиотелефона в спальню.
— Поговори сам.
— Ваня!.. — проорала в трубку Люся. — Ты чего же, мужик, из под тебя стул вынают, а в ты так и сидишь, скорчась, на воздухе?! Надо в прокуратуру на говнюка написать. Я тебе адвоката своего дам, он этого Костю до трусов разденет. В конце концов, закон теперь и у нас появился, насчет интеллектуальной собственности.
— Да не надо, — простонал Иван Григорьевич, поднимаясь с кровати. — Как можно доказать?!
— А свидетели?! Я, например, от тебя еще когда слышала, что ты собираешься именно так губернатора слепить. И еще найдутся коллеги. У тебя фотки есть с твоего памятника?
— Фотки? Ну, есть. Обычное дело, чтобы глаз отдохнул, снимаем на поляроид и смотрим потом с разных точек. Но на них же нет даты... мол, такого-то числа...
— Даты можно смастерить... — рассмеялась Люся. — Переснимем на другой аппарат и вставим даты, какие хошь.
— Нельзя. Это будет обман...
— Ты дурачок только по субботам али как? Тебя грабят, блядь, а ты: нельзя. А ему можно, да? Ему можно? — Люся распалившись гнала фразу за фразой. Иван Григорьевич устал стоя слушать, сел на койку. — Ты забыл про волка?
— Про Волкова? Про какого Волкова?
— Про волка, про волка! Про твоего волка! Ты забыл, он у тебя волка украл?!
— Так это когда было!
— Но ведь было!