— Во первых, это трудно сделать... — зевнул он. — Во вторых, как это будет смотреться, с какой точки? Ты ему что, на голову наденешь что-то вроде венка из стекла?
— Можно из стекла, — соглашался Иван Григорьевич. — Главное — лицо и руки.
— Ну, смотри, — позевывал Константин Александрович.
Через пару дней Иван Григорьевич прочел в областной газете, что новый губернатор одобрил идею создания скульптурного памятника прежнему губернатору (хотя рад был, по слухам, что тот погиб) и даже пообещал хорошую премию.
И скульптор с еще большим тщанием и покоем на сердце продолжил работу. Это замечательно, что в городе встанет памятник знаменитому сыну России.
Закончив работу в глине, однако, еще не переведя фигуру в гипс, Иван Григорьевич забрел как-то на весеннюю выставку членов СХ, и вдруг его шатнуло. Он глазам своим не верил. Он увидел в первом же зале, справа, на помосте гипсовую фигуру губернатора, исполненную кем же?.. снизу бумажечка, не сразу прочтешь... исполненную Константином же Александровичем, приятелем Ивана Григорьевича.
Идея была воплощена точь-в-точь его, Ивана. Только губернатор как бы кричал наверх, сложив ладони возле рта рупором. А над ним светилась прорубь из стекла, прикрепленная к спине тонущего тонкими прозрачными пластинами, как бы тоже льдинками.
От растерянности Иван Григорьевич не знал, как быть: закричать сейчас, рассмеяться. Тем временем его коллега Константин Александрович, улыбаясь и потирая руки, зажав под мышкой букет красных роз в целлофане, шел к нему через толпу:
— Ну как тебе моя работа? — прямо вот так, в лоб, без стыда и совести.
Иван Григорьевич криво улыбнулся и, подняв правое плечо, побрел вон.
"Как же так?!" — горевал он. Кружилась голова. Все же знают, чья была мысль изобразить N подо льдом... вырывающимся из-подо льда... Он же рассказывал... даже в газете писали... Может, в суд подать? Но как можно? Они в одном художественном училище имени Сурикова учились, всегда вместе выставлялись... друзья не друзья, но старые приятели... И так уж вся интеллигенция перессорилась: писатели разделились на демократов и патриотов, музыканты — на "классиков" и "попсу", учителя — на последователей советской школы и на последователей американской школы...
Жена спросила:
— На тебе лица нет. Что-то случилось.
— Нет, ничего. — И Иван Григорьевич, отвернувшись, заплакал.
Он редко плакал, хотя он человек ранимый и нездоровый — перенес в молодости энцефалит, пальцы рук слегка скрючены. Однако Иван Григорьевич всегда посмеивался, глядя на них:
— Зато глину брать хорошо, сами держат.
Иван Григорьевич пошел и лег на диванчик, лицом к стенке, лишь сизые завитушки на затылке вздрагивают. Галина Ивановна подумала-подумала и стала обзванивать жен других членов Союза художников.
Никто из них никаких новостей не сообщил, и лишь художница Люся Воробьева, бойкая и талантливая бабеха лет пятидесяти, рисующая зверей и цветы, выпалила, наконец:
— А ты и не знаешь?! Этот шибзик... — и все поведала про Константина Александровича.
Жена Ивана Григорьевича, школьная учительница, уже год как на пенсии, но продолжает работать, вскинула от ужаса глаза к потолку, положила трубку и подошла погладить мужа по острому плечу.
— Почему ты мне не рассказал? Люська обещает по телевидению выступить. Этот твой Костя вор и негодяй.
— Не надо, Галя... — простонал Иван Григорьевич. — Ничего не докажешь.
— Нет, надо. — И Галина Ивановна принялась готовить ужин. — Рыбу будешь? Сейчас пожарю и кушать сядем. Давно вдвоем не сидели. У меня и бутылочка вина с Нового года осталась.
Но ужинать вдвоем им не дали — в дверь кто-то позвонил:
— Можно гостям? — был звонкий вопрос с лестничной площадки. Интересно, кто это? Галина Ивановна шепнула мужу:
— Открывай, у меня руки в муке.
Иван Григорьевич поднялся и отпер дверь.
Иван Григорьевич и Галина Ивановна ожидали увидеть на пороге кого угодно, только не этого человека. С повинным лицом вошел, держа в одной руке букет роз, а в другой — бутылку коньяка, Константин Александрович в черном пуховике, в песцовой белой шапке, а за его тщедушной фигуркой возникла его супруга, Ольга Андреевна в широкой красной шубе, крупная щекастая женщина. Она несла в полупрозрачном пакете апельсины.