Выбрать главу

Живой интерес в зале пробудил рассказ о рождении и деятельности "Группы 17", объединившей современных писателей-реалистов, среди которых есть и писатели-орловцы.

В течение всего вечера звучали стихи поэта и песни на его стихи в исполнении орловских бардов. В завершение встречи состоялась передача музею писателей-орловцев книг и публикаций Алексея Шорохова и других участников "Группы 17" с дарственными надписями.

ЗА ВЫСОКОЕ СЛУЖЕНИЕ Указом Государственного Совета Республики Дагестан Государственная премия Республики в области литературы присуждена поэту, члену СП России Гамзаеву Магомеду Алиевичу за поэтические книги "Городские горцы" (на русском языке в переводах Ю. Кузнецова, Я. Козловского, В. Бояринова, В. Артёмова) и "Храни, Всевышний, Дагестан!" ( на национальном языке).

Секретариат Союза писателей России от всей души поздравляет с высокой наградой своего коллегу по перу и друга.

Материалы полосы подготовил руководитель пресс-центра СП Александр Дорин

Лев Аннинский РЕБЕ-КОМИССАР

Когда после смерти Бориса Слуцкого литературовед Юрий Болдырев, вытащивший из его архива огромное количество непубликовавшихся стихов, сел писать сопроводительную статью, то вздохнул: этого, мол, все равно не обойти, так начну с самого тяжкого.

Самое тяжкое — участие Слуцкого в писательском собрании, где клеймили Бориса Пастернака за то, что тот отдал за границу "Доктора Живаго" и не отказался сразу от Нобелевской премии.

Начну и я с этого. Эпизод действительно незабываемый.

Среди людей, предъявивших Слуцкому за его поступок немедленный счет, изощреннее всех поступил Евгений Евтушенко. Вот как описывает эту "гражданскую казнь" Владимир Огнев в своей замечательной книге "Амнистия таланту":

"Евтушенко широким легким шагом подошел к Слуцкому и громко, на весь холл Дома кино сказал:

— Борис Абрамович! Я должен вам большую сумму. (Это была правда: Слуцкий охотно ссужал деньгами молодых. — Л.А.) Отдаю часть. Тридцать сребреников, — и протянул две монеты по пятнадцать копеек в покорно протянутую Слуцким руку.

В холле стало тихо.

Слуцкий повернулся на каблуках и пошел к выходу."

О, надо же знать отношения между поэтами! Слуцкий ведь тоже не стеснялся (о стихах Евтушенко как-то сказал: "Это МАЗ, везущий коробку с эскимо").

Евтушенко впоследствии в своей мальчишеской выходке покаялся (уже после смерти Слуцкого). Сюжет в память литературы врезался.

Нет, все-таки интересно: Леонид Мартынов тоже выступил на том собрании, и сделал это от страха, в чем сразу и признался; ему простили. Простили и Межирову, который, чтобы избежать участия, рванул аж за Кавказ, и тоже потом признался, что струсил. Не простили — Слуцкому. Может быть, именно потому, что он не захотел каяться.

Повернулся на каблуках и пошел.

Выгораживая еретика от либерализма, ученые умники и тихие дураки копались в его выступлении (которое, кстати, так и не было нигде опубликовано). Говорили, что оно было демонстративно кратким. Что имя Пастернака не было упомянуто. Что весь гнев оратора пал на головы шведских академиков, которые не ведали, что творили, присуждая Нобелевскую премию человеку, не имеющему возможности эту премию получить. Говорили, наконец, что Слуцкий выступил, потому что иначе должен был бы положить партбилет, полученный на фронте.

Высказывались десятки предположений: "вынужден", "дрогнул", "испугался", "плохо рассчитал". Кроме одного: что он был убежден в том, что сказал.

В стихах, написанных в стол, он им всем ответил:

Уменья нет сослаться на болезнь,

Таланту нет не оказаться дома.

Приходится, перекрестившись, лезть

В такую грязь, где не бывать другому.

Как ни посмотришь, сказано умно—

Ошибок мало, а достоинств много.

А с точки зренья господа-то бога?