Станислав Куняев впервые услышал слово "антисемит", значение которого не знал, от Михаила Светлова в 1960 году. Уточним: адресовано оно было не Куняеву и его друзьям… Вторично еврейский вопрос был поставлен Виктором Ардовым в "Знамени". Он, обращаясь к Станиславу Куняеву, спросил: "А вы, милейший, не полужидок?" Отрицательный ответ вызвал подозрение Ардова, логика которого так реконструируется Куняевым: "как это сотрудник без примеси еврейской крови может работать в таком престижном журнале? Вот отделом критики заведует "полужидок" Самуил Александрович Дмитриев … , его помощник Лева Аннинский тоже полукровка, через коридор в отделе публицистики сидят Александр Кривицкий, Миша Рощин (Гимельман) и Нина Кодонер — это все наши! Секретарь редакции — Фаня Левина, зам. главного редактора Людмила Ивановна Скорино, вроде бы украинка, но муж у нее Виктор Моисеевич Важдаев … А в прозе София Разумовская, а ее муж Даниил Данин, а вдруг какой-то чисто русский!"
И то, что это не фантазия, бред, провокация "антисемита" Куняева, подтверждает, в частности, такое же по сути свидетельство юдофила Станислава Рассадина. Ему при приеме на работу в журнале "Юность" был задан вопрос: "Стасик, вы не еврей?" Показательна реакция на отрицательный ответ Рассадина: "Ой, как хорошо! А то нас и без того здесь много…"
Вопреки навязываемому мифу о гонениях на "несчастных" евреев, их было действительно много во всех ключевых сферах советской жизни (за исключением материального производства), о чем неоднократно писали не только "правые", но и некоторые евреи…
Анекдот Бахтина, рассказанный Кожиновым Куняеву. "Проходил в Москве съезд Коминтерна, и на него прибыли представители многих коммунистических партий со всех концов света: китайцы, индусы, бразильцы, арабы, только вот от зулусской партии никто не приехал. И знаете, почему? Да потому что ни один еврей не решился намазать лицо сажей, проткнуть себе ноздри и вставить в них кольцо".
Этот анекдот рифмуется с тем, который зафиксировал в своей записной книжке Михаил Булгаков, — "будто по-китайски "еврей" — "там". Там-там-там-там (на мотив "Интернационала") означает много евреев".
"Лев Збарский, Лев Копелев, Василий Аксенов, Анатолий Гладилин — все они в определенный момент начинали вести себя как цирюльники из купринского письма… Как будто из какого-то тайного центра прозвучал тайный приказ, и все они, как муравьи, послушно переменили взгляды, убеждения, чувства".
Несомненно, названные и неназванные Станиславом Куняевым "товарищи" обладали и обладают таким распространенным в ХХ и ХХI веках талантом идти всегда в ногу со временем, легко и радостно подстраиваясь под него. Напомню, как поступали их "отцы", "предтечи" Эдуард Багрицкий и Юрий Олеша.
Первый в годы гражданской войны поразил Ивана Бунина своим цинизмом, своими "стихотворениями", написанными на все случаи жизни, под любую власть.
У Юрия Олеши во время приема на работу в "Гудок" спросили: "Что вы умеете делать?" "Умный" одессит ответил: "А что вам надо". Нужны были фельетоны на железнодорожные темы. И Олеша, этот "король метафор", не снимая плаща и шляпы, как утверждают очевидцы, за 15 минут накропал фельетон без единой помарки, а главное — политически грамотно.
Действительно, в 70-е годы Василий Аксенов и Анатолий Гладилин, "русские гении", как их "обозвал" Валентин Катаев, меняют свою политическую ориентацию. Но насколько "любовь к электричеству", к "пламенным революционерам" была их любовью, их сутью? Не знаю. Уверен в другом: новый курс, взятый русскоязычными авторами, был только внешне новым. По сути же он выражал их естественное состояние, их подлинные взгляды. И в данном случае перестраиваться не пришлось, ибо гадящими на Россию и русских "цирюльниками" они были всегда.
Леонид Бородин с улыбкой воспринимает следующие строки из мемуаров Станислава Куняева: "Но мне все больше и больше становились нужны не просто друзья-поэты, а соратники по борьбе, не пропивающие ума и воли, люди слова и долга, готовые к черной работе и к самопожертвованию". И далее поясняет почему: "Полагаю, ни одного из таковых он не нашел, поскольку ни об одном факте самопожертвования мне ничего доподлинно не известно".
Конечно, своей героической судьбой Бородин заслужил моральное право предъявлять самые серьезные требования к Куняеву и его друзьям, и не только к ним. Но другое дело, насколько улыбка, ирония уместны, а упреки справедливы?
Л.Бородин — тонкий, деликатный, умный (один из умнейших наших современников вообще), взвешенный, обстоятельный, доказательный — в данном случае неправ в общем и в частностях.