— С кем бы вам хотелось встретиться, поговорить, посоветоваться в этой сегодняшней жизни? Кого сегодня из людей вам не хватает?…
— Очень многих. Почти все ушли, от малых до великих… От простых людей — от моей тети, от мамы. Я вообще люблю людей двадцатого века, и мне хотелось бы рассказать о них в своей книге через себя, через свои стихи. Это люди удивительной самоотверженности, и за все свои грехи они заплатили кровью, жизнью, великим трудом. Вот почему глумление над нашим двадцатым веком (как в общем-то и над любым другим) — это великий грех. Нам нужно брать пример с дворян, которые, как Некрасов, думали о своём народе. Демократы это как раз мы, в отличие от наших либералов, потому что мы хотим, чтобы наше творчество было внятно, чтобы оно несло добро и человечность в свой народ. Литература не частное дело, это дело общественное в любом случае, даже если речь идёт об интимной лирике. Потому что автор выносит свои мысли и чувства на суд. И конечно, если человек талантливый и при этом устремлен во зло, это ужасно для отечества, страны, и мира, да и для него самого губительно. Это злой дар, в котором есть что-то палаческое…
— Потому христианская этика всегда спрашивает, какого духа дар, какая сила за этим стоит — светлая или темная?..
— Да, продолжается великая битва, она во все времена: Бог или дьявол. И всегда кажется, что дьявол побеждает, но в конце концов он остается ни с чем, а Бог — это вечное…
— Когда-то Боков рассказывал, как его пригласили преподавать в Литературном институте. Два раза по два часа провел он занятия со студентами: "Четыре часа я рассказывал им о поэзии, а потом сказал: больше я ничего не знаю, на этом занятия заканчиваются, я вас всех приглашаю в ресторан отметить окончание учебы".
Вы много лет ведете поэтический семинар в Литинституте, десятки ваших выпускников стали профессиональными литераторами. Если бы у вас было всего одно занятие, что самое главное сказали бы вы своим студентам из того, что им нужно знать, чтобы стать поэтом?
— Я бы им сказал: будьте людьми вполне. Будьте человечными, потому что вы обращаетесь к людям. Будьте людьми сочувствия. Ведь сочувствие дается — как нам дается благодать…
— Многие сейчас (и творческие люди в том числе) впадают в отчаяние, можно говорить о всеобщей социальной, исторической депрессии. С другой стороны, встретишь вас, Владимир Андреевич, вы поделитесь радостью, что у вас опять новые стихи и среди них одно лучше другого, в них зафиксирована какая-то очень важная горькая правда жизни, дума об этой жизни (в которой у вас всегда есть капля света, надежды!) — и видишь — вот человек, он не "сгорел" как у Фета, он думает, душа его постоянно трудится…
— Мы должны писать как будто мы бессмертны. Я определил это так: через поэзию (если ты со всей полнотой и честностью относишься к своему делу) — даётся единственная возможность сыграть вничью со смертью, что-то оставить после себя, как крестьянин оставляет сад, как наши предки во все времена твёрдо следовали главной мудрости: помирать собирайся, а хлеб сей. Мы не должны впадать в уныние, мы должны работать так, как будто и человек и земля бессмертны. Да, в каком-то смысле я странный оптимист, хотя мои стихи бывают полны печали…
— Вы себя ощущаете поэтом ХХ века или нового века?
Во многом я советский поэт, но в целом — я русский поэт. То есть человек, который воспринял прежде всего этическую задачу от своих предшественников. Конечно, я больше человек двадцатого века, но может быть и в ХХI веке что-то мне удастся сказать, попытаюсь, попробую, а люди пускай оценят …
— Каким вам видится будущее русской поэзии и России в ХХI веке?
— Очень сложно сказать однозначно. Все зависит иногда от воли случая. Я считаю, что нашему времени в целом, всему миру и России не хватает поэзии, нет воздуха поэзии, взгляд которой был бы устремлен в будущее. Нужно создавать атмосферу высокого и благородного, напоминать, что честь и совесть существуют, тогда надежда есть…
— Тем более, что русской поэзией нам оставлен завет: "Духовной жаждою томим…" По-моему, нигде в мире больше нет такого…
— Да, три слова всего, но они определяют существо дела: "Духовной жаждою томим". Может быть, студентам это и сказать: вы должны быть томимы духовной жаждой…