С.Е. Я своим читателем интересуюсь давно. Мне кажется, я отношусь к разряду непредсказуемых и неожидаемых писателей, писателей вне всяких обойм. Достаточно поздно начал печататься. Благодарен журналу "Юность" и Мэри Лазаревне Озеровой, за то, что они меня поддерживали. Хотя в некотором смысле я был нелюбимый ребенок. Может оттого, что у меня не было времени тусоваться, дружить со сверстниками. Даже из вашей сорокалетней компании, близкой мне по многим параметрам, я разве что с Толей Курчаткиным был близок, а так ни с кем водку не пил, в баню или по барышням не ходил. Я был какой-то неожиданный. Вроде бы я и был в числе клуба сорокалетних, но где-то на отшибе. Я даже в полемике с вами написал свои "Мемуары сорокалетнего". В 40 лет обычно мемуары не пишут. Что-то было в этом вызывающее. Хорошо помню, как вышли однажды из Большого Кремлевского Дворца вместе с Володей Маканиным, обсуждали съезд писателей, там и Маканин был упомянут хорошо, а меня Сергей Михалков в докладе назвал в одном месте начинающим писателем, в другом месте одним из лидеров сорокалетних, и в третьем месте — зрелым писателем. Очевидно, разными людьми писались части доклада. Един в трех лицах. Но критика меня особо не баловала. Я обязан своим успехом не критике, не литературной тусовке, я обязан читателям.
Недаром вспомнил "Юность". Такие мои произведения, как "При свете маленького прожектора", "Мемуары сорокалетнего", "Р-78", принесли мне популярность среди читателей одного из ведущих журналов. В "Юности" тогда печаталось немало интересных произведений, но было достаточно и секретарской макулатуры. И всё хорошее замечалось.
Молодые читатели и читательницы "Юности" были моими первыми горячими поклонниками. Это был достаточно интеллигентный слой людей, живущих, по преимуществу, духовной жизнью. В те времена таких было и в Советском Союзе, и в Москве достаточно много. Думаю, эти люди и остались моими читателями сегодня. Для меня очень важен мой новый роман "Марбург", который сейчас печатается в 10-ом и 11-ом номерах "Нового мира", а вскоре выходит книгой в издательстве "Дрофа".
В.Б. И всё-таки, твоей самой известной и нашумевшей книгой является "Имитатор", вокруг которого столько копий было наломано, столько прототипов было провозглашено. Уж очень на многих имитаторов конца застоя и начала перестройки это было похоже, сегодня прототипом можно и Михаила Горбачёва назвать. Главное — угадано содержание эпохи, её ритм, её фальшивый старт. Имитация перемен — это и есть наша перестройка. Когда лидеры коммунизма стали в мгновенье ока лидерами антикоммунизма. Герои соцтруда — жертвами большевизма, именитые писатели и художники, придворная элита времён застоя вдруг превратилась в отчаянных революционеров и борцов с советским прошлым. Увы, единицы выстояли и не сломались, отказались от имитации. Даже оголтелые антикоммунисты, настоящие лагерники — Андрей Синявский, Владимир Максимов, Александр Зиновьев, Леонид Бородин, Игорь Шафаревич, выступили в защиту русской государственности, отказались от союза с новоявленными имитаторами. Это было твое блестящее предвидение развития нашего общества.
С.Е. Когда написал "Имитатор", понял, что у меня есть крепкий фундамент. Почувствовал, что всё в порядке, у меня за спиной это есть. Неважно даже: напечатано или не напечатано. Есть и всё. Вот и сейчас, когда написал роман "Марбург" — понял, всё с этим романом будет в порядке. Если что-то там не понравится Наташе Ивановой, если он не найдёт поддержку у Сережи Чупринина, мы им это великодушно простим. Всем не угодишь. Я готов простить всё что угодно. С большим интересом отнесусь к тому, что напишет Андрей Немзер, но это критик другого ряда.
В.Б. Это новое поколение критиков лишено старых баррикадных границ, смотрит шире на литературу и на саму жизнь. Я сам с Немзером не соглашаюсь по политическим проблемам, здесь мы оппоненты, но как часто мы одинаково относимся к литературным явлениям. И скажем, политически мы почти единомышленники с Павлом Басинским, но в литературе мы часто расходимся во взглядах, и я смыкаюсь с тем же Андреем Немзером, и в неприятии громких новых имен, и в поддержке талантливых молодых писателей. За редким исключением мне симпатично это новое поколение критиков. Независимое и дерзкое.
С.Е. Увы, критики моего поколения разделены на стаи, и уже до конца жизни никогда не похвалят то, что не принадлежит их стае. Они талантливо и беспардонно умеют врать. А если я не близок ничьей стае, то все пройдут мимо и не заметят. Все помечены знаком: свой-чужой. Они любого Достоевского зароют, если он чужих взглядов.