В.Б. Но, несмотря на явную баррикадность не только критиков, но и поэтов с прозаиками в твоём поколении, я много раз писал и буду писать, что это одно из самых сильных поколений в русской литературе. В прозе — Битов и Маканин, Личутин и Проханов, Ким и Есин, Зульфикаров и Лихоносов, Распутин и Венедикт Ерофеев, в поэзии — Рубцов и Чухонцев, Кузнецов и Бродский, Глушкова и Мориц, Русаков и Решетов, Фокина и Ахмадулина, а также Юрий Коваль, Александр Вампилов. И до бесконечности. И это всё уже тридцать лет первый ряд современной русской литературы, хоть справа, хоть слева. Уникальное поколение. После вас уже тридцать лет не сформировалось ни одного поколения. Лишь отдельные имена, одиночки, яркие пятна на сером фоне.
С.Е. Ты абсолютно прав, Володя. У нас была другая выучка. У нас выучка, что писатель — это судьба. Современные ребята любят писать "штуки". Вот прочертить шаг за шагом путь человека и всего общества, с необходимостью определить его дальнейшее развитие современные ребята не способны. Всю свою жизнь заполнить построением готических замков — это трудно. Всю жизнь заниматься творчеством — это трудно. Нужны очень крупные духовные усилия. Это как у нас в Литературном институте. Весь Союз писателей готов вести семинары. Не успел умереть Юрий Кузнецов, ко мне пришел средненький поэт, и сказал: "Я готов встать на его место". Меня оторопь взяла. Во-первых, такая поразительная амбиция. Во-вторых, полное незнание того, кто такой был Юрий Кузнецов, непонимание его места в русской поэзии. Это не только великие стихи, но ещё поразительно точная всеобъемлющая эрудиция. Это длинное, как у бегуна на марафонскую дистанцию, дыхание. Все готовы преподавать, но по опыту знаю, иные даже интересные писатели способны проблистать лишь один семинар, и сойти с дистанции. А семинар за семинаром каждую неделю в течение пяти лет способен выдержать далеко не каждый мастер. Один из очень крупных наших прозаиков через три года работы пришел ко мне и сказал: "Я им рассказал всё, что знал". И ушел.
С чего бы я взялся за науку: веду систему карточек, пишу монографии? А надо всегда быть в форме. Я им рассказываю главное из Лосева, главное из Бахтина, главное из Кафки. Как сам понимаю. И к каждому занятию просматриваю кучу книг.
В.Б. С помощью рекламной кампании можно раскрутить любого писателя, самого ничтожного, как уже и бывало. Но народным писателем никакой раскруткой не сделаешь. Да, имя будет известно, все будут знать, президент будет обнимать в Париже, но народную любовь и признание так и не завоюешь.
С.Е. Пелевина все знают, Улицкую все знают, Виктора Ерофеева тоже знают. Уже и Денежкину почти все знают. Но завтра спокойно забудут. Как очередную поп-звезду. Общество одноразового потребления — американский идеал. И ничего вечного. Никаких вечных ценностей. Я уж не говорю о букеровских лауреатах, их вообще никто не знает. Кто и как их набирает: тайна велика есть.
В.Б. Даже когда дают Букера известному писателю, всё невпопад. Прошли мимо маканинского "Андеграунда…" и дали ему же премию спустя год за второстепенную повестушку. Так было и с Окуджавой. Сейчас в самый литературный год за десятилетие собираются давать премию совершенно ничтожному Найману. На мой взгляд, русского Букера давно пора закрыть, как несостоявшуюся премию. Гораздо более значимы для литературы и премия Солженицына, и "Ясная Поляна", и "России верные сыны", и Национальный бестселлер, и даже Хрустальная роза Виктора Розова. Как ты думаешь, премии помогают развитию литературы или это просто материальное пособие нуждающимся писателям?
С.Е. Премии помогают писателю осознать себя. Конечно, деньги сегодня для нищего писателя имеют огромное значение. Но главное всё-таки в другом. Премии дают писателю уверенность в себе. Это какая-то планка высоты. Свой личный рейтинг. Премия заставляет нас сделать большой вдох, зажмуриться и сделать следующий шаг.
В.Б. Ты в литературе, по-моему, наблюдатель. Это самое важное? Или тебе нравится выдумывать, сочинять, фантазировать?
С.Е. Ты правильно заметил, я — наблюдатель, и еще конструктор. В литературе самое трудное — это добраться до себя. Когда начинаю писать очень легко (а сейчас у меня идет такой легкий роман), значит, пишу от себя. Я — наблюдатель и аналитик. Ты, к сожалению, очевидно, не прочёл мой роман "Казус или эффект близнецов". Он выходил в малоизвестном "Московском вестнике". Я его написал в самом начале перестройки. Это мой лучший роман. О полной безысходности перестройки. О том, что в результате перестройки мы станем зачумленной страной.