Зачем подавать мёртвому?
— Отец, отдайте деньги — те, что за крест получили...
Иосиф даёт Ему серебряную мину:
— Брось ему из окна... Не ходи к нему...
Проказа кидается на здорового человека, как шелудивый пёс...
Но Иисус берёт деньги, и нежданно выскакивает из окна, и бежит к прокажённому одинокому на пустынных улицах злых, бесчеловечных.
Он подходит к прокажённому и протягивает ему мину серебряную, рука к руке.
Назаретяне из домов бросают в пыль милостыню свою, а Он даёт в руки прокажённому.
Касается гноящихся рук, и не убирает, как от огня...
Прокаженный говорит:
— Мне не нужны деньги... Я богат... Я ищу врача от язвы моей... Галилейские, вездесущие пастухи сказали мне, что в Назарете живёт великий целитель.
Но у меня нет сил кричать и звать его...
Может, ты, отрок, позовешь его?..
Я отдам ему всё своё богатство, если он излечит меня.
Но уже тысячи лет никто не может усмирить проказу... Проказа вечна, как жизнь...
Ты видишь — я похож на дряхлого льва?
Прокажённый всегда похож на распадающегося, гниющего заживо льва...
А кто подойдёт к больному льву лечить его?..
Тогда Иисус бросает серебряную монету в пыль.
А потом Он набирает в ладони пыли и глины, и, смачивая глину и пыль обильной слюной молодой, ярой, делает брение:
— Раввины говорят, что слюна после поста целебна...
Иисус бережно обнимает прокажённого, и затхлый дух заживо распадающегося тела могильно, раздирающе бьёт в чистые ноздри Его, как дым пожарищ...
Прокажённый хрипит и отворачивается:
— Мальчик, отойди от болезни моей. Умрёшь, как я. Не трогай руки мои, язвы живые, кишащие переметнутся к тебе и пожрут тебя.
Я не хочу быть твоей смертью...
Но Мальчик цепко не отпускает прокажённого и глиняной слюной обмазывает лицо и руки его. Несколько раз.
Но мало целебной слюны, и врач мал ещё...
Но прокажённый благодарно плачет, потому что Мальчик не устрашился язв его, и прилепился к нему, а никто никогда не обнимал его.
Иисус говорит:
— Может, хоть часть болезни уйдёт ко мне...
Вот два всадника ехали на одном осле, и тяжко было всем, но вот один пересел на другого осла, и разве не легче всем?..
Но тут страшный свист несётся на улицах Назарета, и являются два гонных всадника.
Это римские легионеры в орлиных шлемах, с короткими мечами, в коротких, удобных для смертельного удара, плащах.
Они пьяны, криво сидят на ладных лошадях, и в руках у них горящие факелы.
Они кричат:
— Слава Императору! Ха-ха! Мы охотники на львов!
Вот они — два прокажённых льва! А прокажённых львов надо палить, жечь!
Риму-Орлу не нужна проказа! Вся Иудея! Весь Иерусалим — проказа!
Придет время — мы сожжём факелами весь этот кишащий, гнойный, непокорный базар народов и племён!
А пока мы подожжём этих двух прокажённых львов!..
Они меткие, но пьяные. Они гибко, яро, косо бросают горящие факелы в прокажённого и в Иисуса. Факелы летят в обречённых...
Но тут внезапно страшный ветер от весенних лесистых гор Нефоалима, и голубых бирюзовых отрогов Ермона с дубовыми рощами, и плодоносной равнины Азохис срывается, поднимается над Назаретом, и этот бешеный горный ветер останавливает летящие факелы и поворачивает их на всадников.
Горящие, смолистые, прилипчивые факелы летят на всадников.
И они в страхе поворачивают коней своих и бегут, но факелы летят за ними, как пущенные ярой дланью копья…
А Мальчик шепчет им вослед:
— Император! Император Октавиан-гриф! Рим, Рим! Твои легионеры пьяны! А пьяные легионеры полягут сонно в траву, и некому будет хоронить их. Рим, Рим! Империя легионов! И Ты сеешь факелы смерти по земле, но они вернутся к Тебе!
И Ты захлебнёшься в горящих факелах своих! И загоришься от факелов своих!