Глаза быка плачут чрез пену... Он стал смирен, и утих пожар тела его.
— Мария, я знаю, зачем ты вышла к быку...
— Иешуа, мальчик с нимбом... Я люблю Тебя... Я знала, что Ты спасёшь меня... Я хотела увидеть Тебя...
Теперь и Ты навек любишь меня, хотя Ты дрожишь, и ладони Твои полны бешеной пены...
Ты спас меня...
Но я тоже спасу Тебя, но я прокричу на весь свет, что Ты вечен! что Ты воскрес!
Я спасу Тебя, когда Твои ладони будут полны крестных гвоздей!
Воистину близ Тебя творятся вечные деянья!
Близ Тебя и я вечна!
И этот бык пенный стал вечным...
И эта быстровыгорающая пенная трава стала вечна...
Мальчик с Нимбом! Иисус, Иешуа, я и на земле, и на небесах люблю Тебя...
— Мария, откуда ты взяла эти Слова?.. Слова грядущих Дней? Слова после Креста?..
Тут прибежал Малх, и взял девочку на руки, и унёс её в дом свой.
Он сказал:
— Древние иудеи истинно говорили, что дьявол пляшет на рогах быков и на кончиках женских распущенных волос!..
А утром тайно Мария уехала в Магдалу.
— Мария, Мария, Мара, мааа, но я видел, как в утреннем хамсине, хамсине ушла, уковыляла чахлая повозка твоя, и Малх закрывал тебя спиной от моих глаз.
Хамсин, хамсин, самум, песчаный ураган всех восставших пустынь, песчаная мгла, мга, спаситель мой ты ослепил Назарет, и горы, и долы его до возлюбленной моей долины Ездрилонской и до заветного моего Генисаретского озера...
И глаза мои исполнены летучего песка, и слезы мои не от прощанья, а от секущего песка, песка, песка?
Да?
Отец, а если б хамсин был вечен, то как бы люди жили в вечной слепоте песка?..
А если Древний Закон вечен, недвижен, то зачем тогда бредут, пылят многодальные караваны, и птенцы кричат в гнёздах? А?..
И новые Пророки, как пенные быки, вопиют и алчут ножа иль Креста? А?..
Но разве засохшая хлебная лепёшка хуже свежей коровьей, дымящейся на дороге?
И разве во дни нужды ты будешь есть коровью, а не хлебную?
Но!
Отец мой, зачем Мария ушла? Я спас её от пенного быка, а она ушла.
Отец, зачем в мире есть колёса? и повозки? и бегучие кони? и верблюды-странники пустынники? и шатры "суккот" кочевые? И мука прощанья разве не превышает сласти путешествий?
Отец, а разве с нашей крыши Магдала не видна?
Отец, а вы вкушаете, вдыхаете мак пурпурный забвенья?
И яд прощаний обращаете в мёд воспоминаний?
И вот испьёшь мак, дурман-туман, и увидишь с крыши далёкую Магдалу и иные в святом хамсине забытые града, града, града?..
Абу... абу... Отец, что есть любовь между женой и мужем?
Отец, уже не знаю, не знаю я...
Мария ушла, и вот уже не знаю я...
И камень о камень биясь, высекает огонь...
А дева о мужа виясь, порождает дитя...
Отец! Отец...
И что любовь — это только совокупленье и рожденье?..
Но мало этого...
Жена рождает. Жена ближе к Богу. Жена должна проводить мужа за смерть — в Царствие Небесное.
Это любовь...
И Иисус долго бежал в хамсине за повозкой Марии, но повозка истаяла в песчаной круговерти, словно повозка сама стала песком летящим, и Мария стала песком текучим.
И Мальчик пришёл к потоку-вади Киссону, который весной превращался в реку, где тонули ослы и верблюды.
И Мальчик пошёл задумчиво по реке, по притихшим волнам, водам и замочил только босые ступни...
Вода, как пыль, как глина, как камни только дрожала, расступалась под Его ногами, но не рушилась... Не впускала Его вода.
Он долго немокренно бродил по водам в задумчивости своей, и не знал, что Он бродит по водам...
... Отец, отец, что есть любовь между мужем и женой?..
А вода весной под ногами покорная, но ледяная... Ступни в водах ледяные стали...
Тогда Мальчик ушел в горы, окунул, опустил ступни в травы Его любимой горы Фавор, где тоже был, стоял слепой хамсин, но плыли над хамсином белые весенние облака...
Он долго бродил там.
И пастухи ясно видели, как Он бродил в облаках, а потом по облакам, и там, в небесах, ласкал орлов и грифов парящих...
Он говорил: "Я люблю гладить перья летящих птиц".
И они не сторонились Его, а подставляли крылья для ласки...
А в Назарете и окрестных селеньях говорили: