Люди добрые, может пора о памятнике подумать великому русскому человеку, В.В.Кожинову? И не где-нибудь, а в центре Москвы — он ведь коренной москвич.
Владимир Винников ГЛАЗ ВОПИЮЩЕГО
ПРОБЛЕМА: ВЗАИМОСВЯЗЬ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ИСКУССТВА (литературы в особенности) и жизни. Не в привычных ныне "философских" пониманиях (отражение, выражение, моделирование), а там, где "В НАЧАЛЕ БЕ СЛОВО", то есть "было, есть и будет". Иногда это самое "БЕ" вспыхивает сполохом какого-то нездешнего света, освещая пространства и времена до такого предела, до самого дна восприятия, показывая тебе гораздо больше, чем ты можешь даже увидеть и запомнить, не говоря уже — понять…
Это как в видениях Иоанна Богослова — какими словами описывается последнее из будущих царств мира сего? "Наполовину из глины, наполовину из железа". А как еще мог человек, рожденный две тысячи лет назад, сказать про увиденный им нынешний "век компьютеров", слепленных из кремниевых (глиняных!) полупроводников и металла? Но то — дано было свыше от Святого Духа апостолу и любимому ученику Господа нашего Иисуса Христа…
Нечто подобное — разумеется, без всякого сравнения с приведенным выше примером, даже микроскопически слабым и ничтожным не решаюсь назвать, — похоже, случилось и со мной. А было ли это вспышкой "БЕ", или, напротив, обольщением, уже не мне судить. Но случилось неожиданно и в связи с давно уже, больше десяти лет назад, ушедшим из жизни писателем Юлианом Семёновым (Ляндресом)…
Нельзя сказать, что однажды в августе 1973 года, после выхода на телеэкраны сериала "Семнадцать мгновений весны", "отец Штирлица" проснулся знаменитым. Знаменитых писателей в "самой читающей" было хоть мосты мости, и Семёновым больше, Семёновым меньше — тут особого значения не имело. Но он проснулся уже в несколько другой стране — пусть даже его личная роль в этой трансформации была далеко не определяющей.
"Работа над фильмом шла несколько лет. Семёнов писал сценарий, подбирались актёры, сочинялась музыка, шились костюмы. Картину курировал шеф КГБ Юрий Андропов. Он справедливо считал, что фильм о героической работе умного, гуманного и бескорыстного разведчика будет способствовать созданию положительного имиджа вверенного ему ведомства", — так описывается история создания "Семнадцати мгновений…" на специальном интернет-сайте телесериала, созданном его почитателями. К этому можно добавить, что, по всей видимости, не только сценарий, но и сам роман писался не без участия того же могущественного "куратора". А потому результат получился очень многомерным (помните: "мы не знаем общества, в котором живем") и "долгоиграющим".
Киношный Штирлиц—Исаев—Константинов — может быть, помимо воли его создателей, а, может быть, и нет — сказал советским людям 70-х годов что-то определяюще важное вовсе не про войну и не про гестапо, а про их тогдашнюю и — как сегодня уже ясно — будущую жизнь. Дело ведь не в том даже, что "наглядно, грубо, зримо" нелюди-фашисты, более того — гестаповцы, предстали на советском голубом экране вполне обычными и даже симпатичными людьми (один "папа-Мюллер" в исполнении Леонида Броневого чего стоил!). А в том, что в связи с этой картиной в обществе началась массовая переоценка ценностей — особенно детьми и молодежью. Первые начали играть "в Штирлица", а вторые — "искать правду" о войне и Третьем Рейхе. "Когда Штирлиц идёт по улицам Берлина, улицы страны пустеют", — писала о премьерном показе телесериала одна из восточногерманских газет того времени. Несомненно, смотрел "Семнадцать мгновений…" и делал для себя какие-то выводы будущий президент России, а тогда студент юридического факультета ЛГУ Владимир Владимирович Путин, 1952 года рождения. Через 15 лет поколение юных "штирлицев" подросло, а еще через 10 — пришло к управлению страной.
Когда Путин стал официальным наследником Ельцина, это вызвало множество разнообразных шуток, иногда удачных, иногда — не очень. "Из штази в князи" — как раз из числа удачных. Чуть позже появилось и объяснение сверхрейтинга нового президента: "В нём соединились два самых популярных персонажа анекдотов: Штирлиц и Вовочка".
Кстати, в истории советской культуры подобная "анекдотизация" киногероев до Штирлица случалась как минимум дважды. Сначала, в середине 30-х, с киноэкрана в массовое сознание шагнул Василий Иванович Чапаев братьев Васильевых (1934). Второй — поручик Ржевский из "Гусарской баллады" (1962) Эльдара Рязанова по мотивам пьесы Александра Гладкова. Разумеется, Штирлиц стоит в этом ряду ближе к Чапаеву, чем к гусарскому поручику, "не имеющему авторства". Но и Дмитрий Фурманов, к моменту выхода "Чапаева" уже умерший, воспринимался, скорее, в качестве персонажа, чем автора собственного романа. А попробуйте-ка представить Юлиана Семенова героем хотя бы одного из анекдотов "про Штирлица"…