В своем отношении к А.Вознесенскому В.Бондаренко последователен. Уже в "Очерках литературных нравов" он относит модного стихотворца вместе с Окуджавой, Рождественским, Евтушенко к официальным "левым", которым в человеческом и творческом плане позволялось то, что другим писателям в СССР не разрешалось. Через четыре года в статье "Спасите меня, поэты…" ("День", 1991, № 20) В.Бондаренко мудро советует Вознесенскому и его товарищам занять подобающее им место — защитников гомосексуалистов, прав женщин на аборты, свободную "любовь" и т.д.
И все же даже в пору наиболее жестких и резких статей В.Бондаренко (а это первая половина 90-х годов) А.Вознесенский не попадает в число авторов, которым достаются наиболее уничижительные и авторитетодробящие характеристики: Е.Евтушенко ("Червивое поколение. Оральный пафос Евгения Евтушенко"), Ч.Айтматова ("Чингиз, не помнящий родства"), П.Палиевского ("Петр Палиевский как символ трусости"). Более того, В.Бондаренко, в отличие от других "правых" (меня в том числе), давно поставивших крест на "деревянном" Вознесенском, в самый пик открытой борьбы находит в нем человека, выделяя стихотворца из многочисленных "учеников Геббельса": "Андрей Вознесенский не подписал ни одного позорного кровавого воззвания и даже наоборот — послал лекарства жертвам насилия в "Склиф", где лежит немало моих знакомых" ("Тяжесть свободы или сытость подневолья"). И в этом видится проявление чуткости, высшей объективности, православности В.Бондаренко.
Правда, в статье "Спасите меня, поэты…" Владимир Григорьевич частично "реабилитирует" раннего Вознесенского. Критик утверждает, что поэма "Лонжюмо" написана с искренней верой в идеалы общества. Так это или нет — не знаю. Искать ответ на этот вопрос у Вознесенского — дело бесполезное: все равно, как всегда, правду не скажет. Но если даже дело обстояло так, как утверждает В.Бондаренко, то в данном случае гораздо больше автора поэмы характеризует не вера, а идейно-художественный уровень ее выражения, уровень постижения человека и времени. И здесь Вознесенский является одним из лидеров "эстрадной поэзии" "шестидесятников" и поэзии ХХ века вообще. Такое человеческое и поэтическое убожество, такая пустота встречаются у редких авторов.
Существует устойчивое мнение о Бондаренко как о баррикадном бойце. Да, он — боец и может одарить "красным словцом" так, как никакому Льву Данилкину не снилось. В одном из последних номеров "Афиши" этот наемный, с позволения сказать, критик обвиняет Владимира Бондаренко в том, что тот "не умеет потрошить стихи в том смысле, как это делали Тынянов и Лотман". Так "потрошить" стихи Бондаренко никогда не будет, не потому, что не умеет… "Потрошат" ремесленники и "убийцы" стиха, а Владимир Григорьевич остался поэтом, несмотря на суровый приговор Иосифа Бродского. И лучшие его статьи для меня — это поэзия в критике. Вот первое, что отличает Бондаренко от многих "бойцов" разных направлений.
Второе, Владимир Григорьевич — не типичный баррикадный боец, потому что критерии истины, России, Бога для него всегда или почти всегда более значительны, чем товарищеская "партийная" солидарность. Этого почему-то не видит Валентин Курбатов, и не только он. Бондаренко постоянно нарушал и нарушает правила "баррикадных" сражений как по отношению к "своим" (напомню лишь его прежние выпады против Юрия Бондарева — писателя и руководителя писателей, его нынешние резкие высказывания о многих "наших" писателях, критиках, руководителях Союза писателей России), так и к "чужим".
В.Бондаренко, не сдавая позиций, не поступаясь принципами, чутко реагировал и реагирует на любое проявление здоровых русских начал у "левых". Критик еще в начале 90-х годов первым и, если не ошибаюсь, единственным среди "правых" в статье "Катастройка" высоко оценил публикацию Лакшина "Россия и русские на своих похоронах" и со свойственной ему открытостью и добротой призвал: "Ура! Владимир Яковлевич, милости просим в газету "День". С тем же чувством была воспринята в статье с говорящим названием "Апология Латыниной" нашумевшая публикация известной критикессы "Когда поднялся железный занавес". В последние годы Владимир Бондаренко выдал серию статьей "Ахмадулина в возрасте Ахматовой", "Чужая боль на пиру" о Мориц, "Взбунтовавшийся пасынок русской литературы" о Бродском, написанные с редкой чуткостью и мудрой любовью, что вызвало очередные пересуды среди "своих".