Не лириком хочу быть — просто лирником.
Дорогой утолять свою печаль.
И душу изливать цветными ливнями.
И струнами негромкими бренчать.
Мне обидно, что песни Александра Боброва так и не вышли на всероссийский простор, в ряд диссидентствующих бардов он никак не помещался при всей явной независимости его песен. Армейские верхи отказали ему и его песням, традиции Дениса Давыдова ведомству тупых политработников были явно чужды, да и государство особо не стремилось использовать бобровские державные интонации. Но в нашем литературном кругу он, несомненно, был первым песенным поэтом нашего поколения, потом уже появились афганские песни Верстакова и Кирсанова, Михайлова и Морозова. Бобров же свой путь проходил в одиночку, общаясь с близкими ему по духу поэтами и прозаиками, но никак не с поэтическим бардовским сообществом. Он и себя считал тем самым славянским лирником, исполнителем народных дум и сказаний, только переложенных на свой бобровский поэтический лад.
Ну сколько можно? — все вокруг да около,
Уйти бы вглубь, допеть бы, чуть дыша.
А после пусть плывет по небу облако —
До капельки излитая душа.
Его песни похожи на баллады, он всегда дает зримый и очерченный образ своего героя, будь то Аполлон Григорьев или лихой казак, возвращающийся с похода, новгородский ушкуйник из далеких времен новгородской вольницы или последний еврей, покидающий Россию. Александр Бобров по-русски приемлет всех и жалеет всех.
А Россию покинул последний еврей.
Над собором кричит ошалелая галка.
Я, конечно, иных — средне-русских кровей,
Но уехал еврей.
Мне действительно — жалко…
…………………………………………
На рассвете уехал последний еврей.
Я желаю ему пониманья и счастья.
Но сегодня стою у закрытых дверей:
Вот уехал еврей… И к кому постучаться?
И ведь верно же. Просто и верно выразил суть проблемы. И спорить будем, и решать вековые вопросы, но разъехались, и "к кому постучаться?" Вот и Станислав Куняев писал: "И нас без вас, и вас без нас убудет…" Так же, как убудет и без украинских, берущих за душу песен, и без восточного яркого цветения грузинских или армянских лириков. Не желает душа лирника Александра Боброва расставаться с близкими ему напевами соседних народов. Эта культурная, словесная имперскость, уверен, ещё столетиями будет жить в нашей культуре, отнюдь не задевая и не ущемляя ничьи национальные чувства.
Пламя предков горит поныне.
Наша память остра
От Подола и до Волыни,
От Днепра до Днестра.
Дети вольной славянской крови
Мы прошли сквозь века.
По тiй мовi та будьмо здоровi!
Будем, наверняка!
Но, конечно же, для многих Александр Бобров прежде всего певец старой Москвы, её затаенных, скрытых, чудом сохранившихся уголков. У него даже голос меняется, когда он говорит и поет о своем Замоскворечье. Он с ужасом видит, как на глазах исчезает его Москва, как становится чужим, враждебным ему городом интернациональных безвкусных застроек. Его артистизм и врожденное чувство красоты не могут смириться с уничтожением и уже неизбежным исчезновением с лица земли в своем первозданном виде одного из чудеснейших городов мира. И он искренне завидует и Петербургу, и Риму, которые остались в своей вековой красоте удивлять всех своим ликом. А наш лирник лишь может вывести нас на потаенную экскурсию по уцелевшим островкам старой Москвы.