насколько отрадно душе.
Она не мечтала о чуде,
ведь чудо случилось уже.
Когда, ослепительно ярок,
помимо премудрых наук,
был послан ей Божий подарок,
детёныш, глазастенький внук.
Лишь с ним она вольно играла,
ни слов не жалея, ни сил.
С ним, маленьким, радостно стало,
ведь он ей весь мир заменил.
Отметив его годовщину,
душа осознала ясней:
не мальчик, а взрослый мужчина
простится когда-нибудь с ней.
МУРАНОВО
Недавно я вгляделся заново,
смахнув сгустившийся елей:
не замуровано Мураново
в глуши лесов, в тиши полей.
Дойди к нему, и вмиг рассыплется
деяний новых череда,
и старой кладкой не насытится
восторг пришельца никогда.
Уходишь, истово досадуя
на невозможность здесь осесть,
сроднившись с древнею усадьбою
и получив благую весть.
Лесное, тёмное, дремучее
здесь в сторону отметено,
осталось только неминучее
рациональное зерно.
Ещё наступит время, —
вымахнет родной поэзии росток,
на каждом вдохе и на выдохе
сольются Запад и Восток.
Быть учится собой Евразия,
не отменив славянский ход,
а штатовское безобразие
находит гибельный исход.
И всё, что было в слове лучшего,
всю самоцветь и листобой,
друзья, возьмём взаймы у Тютчева
и родине вернём с лихвой.
Поэтому не вижу странного
в том, что летит душа сюда
взглянуть, как теплится Мураново
святою свечечкой всегда.
(обратно)
Георгий Судовцев ВЕ ЧЕР О ЧЕР ВЕ
"Азъ же есмь Червь…"
Пс. 21:7
А.
Был свет.
Блестели стены, потолок и пол,
но свет, блеснув, терялся в камне.
Я шёл
в растянутой квадратной раме
по коридору, чёрному от света.
Мрак, накопившийся веками,
таился, перекатываясь в стенах, —
и гулко отдавались в тишине
шаги, что отпечатывал я ровно,
стараясь чёткостью прогнать неясный страх…
Внезапно мрак
стал растекаться древней, чёрной кровью —
и свет исчез.
Во мне
остановилось сердце.
А коридору не было конца.
В.
И в темноте, что наступила безоглядно,
послышалось дыханье — моря? ветра? —
холодное, волнующее, злое.
И шёпотом наполнилось пространство,
свернувшееся дождевым червём.
Так странно было в темноте холодной
услышать голос, тёплый и зовущий.
Дробясь на искры, рассыпаясь в плитах
зеркальных стен и мраморного пола,
светился он — и смутный страх прошёл.
Затрепетала радость избавленья —
пока не понял я, что Червь пространства
нашёл меня — и перевоплотился.
А голос, что я слышал, — только эхо,
моих безумных мыслей отраженье,
летящее в безмолвии зеркал.
С.
Необходимо знать.
Да, чувствовать и знать.
"Пока дышу — надеюсь!" — слово древних
перевернулось в зеркале столетий:
"Пока надеюсь — я дышу".
Для веры — церковь.
Для любви — венец.
А для надежды — страх?
Во тьме мгновений, лет, веков,
привычно глядя на огонь светила,
что отражалось в бронзовой клепсидре,
искало человечество ответ.
А Червь пространства полз, окутанный сияньем,
сквозь время и сознание людей…
Необходимо знать.
Да чувствовать и знать.
D.
Чувство и Разум,
Изменчивость и Постоянство,
Множество и Единица,
Единство —
семь китов, из глубин временных
вынырнув, образовали сферу,
обросшую камнем, ветрами, морями,
лесами, людьми, городами.
Сразу же проглоченная Червем,
сфера
(Терра)
отправилась в путь —
долгий, вечный путь познания.
И Сократ,
упираясь подошвами грязными в землю,
сказал: "Познай себя!" — и умер,
но голос его, запыленный веками,
звучит постоянно: "Познай!.."