Хотелось бы, чтобы быковская точка зрения на цветаевское восприятие революции и гражданской войны как на "великое испытание, посланное народу (и красным, и белым, временами для нее неразделимым) для великого же духовного преображения" хотя бы минимально аргументировалась творчеством поэтессы. Эта точка зрения легко опровергается "Лебединым станом", циклом стихотворений 1917-1920 годов, вершинным в творчестве Цветаевой.
"Лебединый стан" не оставляет камня на камне и от быковской характеристики позиции Цветаевой как "соглядатая великого перелома, романтического поэта, которому предложили единственно достойное его зрелище". Не случайно данный цикл в книге Д.Быкова даже не упоминается.
Возразят: нельзя по одной главе в 16 страниц, составляющих около двух процентов книги, делать выводы о ее качестве. Отвечу: конечно, нельзя. Однако ситуация принципиально не меняется на протяжении всей книги. Так, в главе "В зеркалах: Маяковский" проявляются те же фактографически-математические проблемы. Д.Быков называет 30 декабря 1929 года последней попыткой примирения Пастернака, Лефовцев с Маяковским, во время которой выступал Н.Асеев. Далее в книге сообщается: "Автор речи даже не догадывался, что вступление Маяковского в РАПП — дело решенное, до него меньше месяца". Но, как известно, в РАПП Маяковский вступил 6 февраля 1930 года, то есть до этого события оставалось более месяца. Или четырнадцатью страницами раньше утверждается: "Маяковский десять месяцев проводит в тюрьме при царизме … ". Чем при этом руководствуется Быков — непонятно, ибо суммарный срок пребывания Маяковского в заключении во время трех арестов составляет почти восемь месяцев. Конечно, Быков не столь неточен, как Маяковский, который из 4 месяцев 20 дней, проведенных в Бутырках, сделал 11 месяцев ("Я сам").
Показательно, что в шестерку первых поэтов ХХ века у Быкова попадает Маяковский и не попадает Есенин. Автор книги по-разному пытается обелить, облагородить, очеловечить во многом созвучного ему поэта-космополита, одного из самых первых в истории отечественной литературы химически чистого русскоязычного писателя. Быков, в отличие от многих, находит высокую поэзию в творчестве Маяковского и послереволюционного периода.
Уже в самом начале главы в шедевры зачисляются "Про это", "Юбилейное", "Разговор с фининспектором о поэзии". Через семь страниц Быков говорит на эту тему более загадочно, говорит о "многих отличных стихах первой половины двадцатых". А заканчивается эта тема так: "Даже и в самые безнадежные, глухие годы для поэзии … , — у него случались проблески истинной, великолепной лирики, какие есть и в "Хорошо", и в посвящении "Товарищу Нетте — пароходу и человеку", и в стихотворном послании Горькому, и в мексиканских, и в парижских стихах … ".
Вызывает удивление и тезис о затравленности Маяковского к двадцать седьмому году. Правда, через десять страниц утверждается прямо противоположное: "обрушиться на позднего (Маяковского. — Ю.П.) значило бы впасть уже в прямую антисоветчину". А еще через страницу сообщается, что уже в конце двадцатых годов поэт и его единомышленники впадают в немилость власти.
Травля — это когда не печатают, когда из 301 отзыва только 3 положительных, когда навешивают идеологические ярлыки: "русский фашист", "кулацкий писатель" и т.д. Ничего подобного в жизни Маяковского не было и быть не могло. Сам же он в травле других явно преуспел… И говорить, как Быков, что "страна его не понимала и понимать не желала — видать, он не ошибся, когда выкрикнул истерически: "Я не твой, снеговая уродина!" — это значит окончательно утратить чувство литературной реальности, способность логически мыслить.
Во-первых, оперировать такими огромными категориями, как "страна", пусть и с подачи Маяковского, непродуктивно. Во-вторых, большая часть читателей поэта не только понимала, но и боготворила. В-третьих, оскорбительные слова, адресованные тысячелетней, традиционной России, слова, сказанные в 1916 году, вводить в контекст конца 20-х годов как реальность данного времени, как проклятие СССР — это и откровенный подлог, шулерство, и подмена понятий, и изнасилование Маяковского. В первую очередь потому, что "стране-подростку", "моей" стране, которую он любил, "вынянчил" и т.д., таких слов он адресовать не мог ни при каких обстоятельствах. И еще — в оригинале в приведенной строке из стихотворения "России" восклицательный знак отсутствует. Я, конечно, понимаю, что Быков, как говорят, поэт, но все же…