Скульптор скинул пиджак, опустился на колени на ковер и, не скрывая своего вдохновения, начал водить по картине кистью, тихо заметив, что на жакете Чехова должна быть цепочка от часов. С этими словами он нарисовал несколько колечек, затем удлинил пальцы Чехова, усилил тень на брюках. Когда же он на лбу писателя прибавил словно ожившую прядку волос, тут я уже не смог сдержать восхищения. Всего несколько столь удивительных легких мазков заставили меня ахнуть от восторга. М.Аникушин, видно, тоже был доволен своей работой.
— Слышите дуновение ветра в лесу? — тихо спросил он.
— Слышу... — ответил я и добавил: — А еще слышу соловьиные трели.
Я писал также портреты русских писателей и поэтов Серебряного века и советских времен: Анны Ахматовой, Александра Фадеева, Николая Островского. Рисовал и более поздних, с которыми посчастливилось встречаться в жизни, — Виктора Астафьева, Бориса Васильева, Егора Исаева, Евгения Евтушенко — каждый из них оставил на своем портрете надпись или стихи.
Перевод Розы Юй Бинь
Владимир Бондаренко НЕИЗВЕСТНЫЙ КИТАЙ
Посмотрите телевизионные международные новости, поройтесь в книжных магазинах, полистайте гламурные журналы. Почти нигде Китая вы не обнаружите.
Полагаю, это делается осознанно. Знать лишнее о Китае в нынешней России почти запрещено.
Я обращаюсь прежде всего к литературе. В моде у нас, к примеру, японские писатели. Не буду оценивать, чем хорош или плох тот же Мураками. Но в Китае есть свои Мураками, свои Солженицыны, свои Пелевины и Сорокины, свои Оксаны Робски. Весь спектр современной литературы во всех её проявлениях. И полное отсутствие китайской литературы в культурной жизни России. Любая книжонка Уэльбека или Лу, Бэнкса или Коэльо мгновенно переводится, но чем занимаются китайские писатели? Да есть ли они вообще?
Не знают китайской литературы и на Западе. Двойные стандарты и политизация литературных критериев в западных странах давно уже известны. В 2000 году лауреатом Нобелевской премии по литературе впервые в истории этой премии стал китайский писатель. Естественно, это был так называемый "китайский Солженицын" Гао Синьцзянь, давно уже проживающий во Франции. Читали ли члены жюри книги Гао Синьцзяна — до сих пор неизвестно. На английский язык его роман "Гора души", за который писателю и дали Нобелевскую премию, переведен совсем недавно. Впрочем, от этого его больше читать не стали. Меня поражают наши отечественные литературные либералы. Они-то уж должны были перевести, срочно издать, откомментировать все лучшие книги диссидентствующего французского китайца. Кроме его нобелевской лекции "Право литературы на существование" не переведено и не напечатано абсолютно ни-че-го. Как бы дали ему Нобеля за диссидентство и успокоились. А переводить и печатать, тем более — читать, это уже лишнее. Но и, кстати, судя по отрывкам, появившимся в российской печати, видно, что в очередь за этим романом в России становиться не будут. Как пишет известный китаист Дмитрий Воскресенский, профессор Литературного института, для себя потихонечку переводящий Гао Синьцзяна: "Он увлек меня, и сейчас я продолжаю работать над этой книгой, но без особой надежды её издать. На русский язык роман "потянет" на 800 страниц. Такая работа возможна только, если есть грант". Вот вам и рыночная свобода слова. Впрочем, чтобы читатель имел представление о характере этой сложной и на самом деле талантливой эссеистической прозы Гао Синьцзяна, представляю небольшой отрывок из романа в переводе с английского Александра Гениса:
"В снегу за окном я вижу маленькую зеленую лягушку. Зажмурив один глаз и широко открыв другой, она неподвижно смотрит на меня. Я знаю что это — Бог.
Он явился передо мной, чтобы увидеть, пойму ли я его.
Он разговаривает со мной, открывая и закрывая глаза. Когда Бог говорит с человеком, он не хочет, чтобы человек слышал его голос.
И я не думаю, что это странно, как будто так и должно быть. Как будто Богу естественно быть лягушкой. Разумный круглый глаз моргнул лишь раз. Как хорошо, что он удостоил взгляда жалкое человеческое существо, — меня.
Открывая один глаз и закрывая другой, он изъясняется языком недоступным человеку. Бога не беспокоит, пойму ли я его.
Я мог бы, конечно, подумать, что в этом подмигивании нет никакого смысла, но может быть, важность сообщения как раз в том, что оно ничего не значит.