Маршруты героя постоянно проходят рядом с памятником русскому гению. Поэт становится свидетелем и как бы соучастником загадочных событий. Уже в конце мистического романа мы вновь встречаемся с поэтом.
"Наконец я пришел туда, где одиноко посреди улицы высился памятник Пушкину. Я вспомнил, как, явившись мне в обличье Розы, она сказала, проходя мимо статуи: …памятник тоже способен размышлять…" …Вокруг в лунном свете танцевали тени деревьев. Пушкин пристально глядел на меня и на мою драгоценную ношу…" Так Александр Сергеевич Пушкин стал свидетелем превращения нашей современницы в знаменитую императрицу из древнего китайского прошлого.
Конечно, я с радостью встречал в романе "Вирус" ссылки на Пушкина, но этот мистический триллер мне понравился отнюдь не только встречей с памятником русскому поэту. Я бы его стал сравнивать не с Дэном Брауном и его антихристианским пасквилем "Код да Винчи" (кстати, запрещенным к показу в Китае), не с акунинскими антиправославными русофобскими поделками, а с продолжателями наших славянских мифологий Сергеем Алексеевым, Михаилом Поповым или Александром Бушковым. Конечно, это массовая литература, но дающая хотя бы немало знаний читателю по славянской мифологии. Так и в романе "Вирус" мы переносимся из наших дней в историческое прошлое, и в результате мы получили новый фольклорный роман в стиле Пу Сунлина и его сборника "Рассказы о чудесах из кабинета Ляо". Но и сам китайский классик взял свои чудеса из китайского народного фольклора. Молодой шанхайский автор пишет в послесловии: "Если автор просто излагает свой сюжет, не добавив поэтики и образности, его творение будет отличаться от настоящей литературы точно так же, как скелет отличается от человека из плоти и крови… Хороший сюжет обладает и кровью, и плотью. Эти кровь и плоть сюжета — хороший язык, образность… К тому же мы обладаем драгоценнейшим наследием, оставленным нам предками, и можем использовать обширный запас народных сюжетов…"
И вот молодой Цай Цзюнь стал символом новой литературы Китая. Дождемся ли мы когда-нибудь такого же отношения к прозе Сергея Алексеева?
Вот и всё, что я нашел в России из новой литературы Китая. Несколько отрывков из Гао Синьцзяня, два бульварных романа шанхайской крошки Вей Хой и мистическую прозу Цай Цзяня. Но где среднее и старшее поколение китайской литературы? Где новая реалистическая проза? Чем занимаются наши китаисты? Оптовой продажей китайских товаров? Конечно, это выгоднее, чем переводы. Но почему издатели уверены, что никто не будет читать современную китайскую прозу? Я слежу за журналом "Китай", там хотя бы представляют какие-то имена. Надеюсь и на итоги пекинской книжной ярмарки, но что там напоют в уши китайцам наши официальные представители путинской культуры: американец Василий Аксенов, швейцарец Михаил Шишкин, русскоязычные писатели из Израиля и Германии. Это всё равно, если бы официальную китайскую литературу представляли француз Гао Синьцзянь, американец Ха Цзин, американка Вэй Хой и другие высланные или выехавшие за рубеж китайцы.
Мне всё же интересно знать, что происходит с литературой в самом Китае?
Евгений Нефёдов ВАШИМИ УСТАМИ
МАНИЯ ВЛИЯНИЯ
"В моих стихах мелькает Пушкин,
И Блок из-под строки глядит.
Сергей Есенин на пирушке
Со мной по-братски говорит.
Из поэтического круга
Шлёт Лермонтов мне свой привет.
Мы все влияем друг на друга,
В затылок дышим, смотрим вслед..."
Наталия СМИРНОВА
Сижу однажды на пирушке,
Где все свои, к плечу плечо.
И слышу, мне в затылок Пушкин
Зачем-то дышит горячо...
Потом по-братски заявляет:
«Я повлиять на вас бы мог,
А вслед за мною повлияют
Есенин, Лермонтов и Блок.
Пусть вас сие не удивляет,