– Может, директора подождем? – негромко спросила тетя Аля.
– Пошел он! – отвечал дядя Саша, горделиво вскинув горбатый нос. Покосился на часы: – Обещал в шесть ноль-ноль – уже семь! Это не по-нашему.
– Может, занят?.. – хотел было поддержать хозяйку дома учитель рисования.
– Найн! – дядя Саша пощекотал рюмкой белые усики-треугольник и выпил.
И раздался телефонный звонок.
– Это он! – хмыкнул дядя Саша. – Всегда чует, где пьют. – И попросил жену: – Побалакай с ним. Обещали премию. А может и орден дадут, наконец. Из шоколада.
Тетя Аля взяла трубку:
– Слушаю. Да, Сергей Николаевич... Что?.. Да, да. – И голос ее все более сникал: – Да. Неужели так? Нет, дома. – И жена протянула мужу черную трубку, прошептав: – Говорит, со склада опять пропал товар.
– Что он мелет? – закипая, схватил дядя Сашу трубу: – Ты чего мне говоришь, директор?! Позавчера проверяли... Что?.. Да... Заперты были. Перерезали?... С-суки.
И почернев лицом, он больше ничего не говорил.
И бросил, наконец, трубку на рычажки.
– Саша, не бери в голову... – забормотал Александр Александрович. – Сейчас такое ворье везде. Ты хоть и главный, не уследишь. Может, твои и наводку дали.
– Много украли? – спросил толстый гость. – А то скинемся? Я-то сейчас практически не употребляю, сын валит лес, деньги есть.
Дядя Саша не отвечал, он сидел во главе стола, заставленного красными и розовыми гладиолусами, съежившийся, жалкий, глядя в скатерть.
Тетя Аля вздохнула:
– С дальних ворот въехали и увезли машину телевизоров и всякой всячины. Это больших денег стоит.
– Не понимаю, – наконец откликнулся виновник тожества. – Там ворота, просто так не открыть. Мы же на территории бывшей ракетной точки. – И вдруг, оскалясь, завопил: – Да что я говорю?! Уже топорами все оборудование вырубили… сам директор рации какие-то на дачу увез... Как может сработать сигнализация, если то и дело нет электричества?! Все на честном слове! Все бывшие военные, с Чечни и Афгана. Предатели! Наркоманы! За щепотку порошка родину продадут!..
Дядя Саша вскочил, впал в неистовство, он рыдал, брызгая слезами вправо-влево. И убежал в спальню. И, было слышно, рухнул там на кровать...
Через пять лет тетя Аля пригласила меня на 70-летие дяди Саши. Он перенес инсульт и, кажется, выкарабкивается. "Приезжай, – писала тетя Аля. – Он часто о тебе вспоминает. Как вы из воздушной винтовки в тире стреляли, изумляя девочек".
Но приехать вовремя у меня не получилось. Прилетел я через полгода, когда дядю Сашу уже похоронили...
По небу неслись бурые тучи, полные снега. Постоял я рядом с тетей Алей на кладбище, тупо глядя на красную жестяную звезду над могилкой.
– Он просил никаких фотографий и никакого каменного памятника. Чтобы как у всех фронтовиков того времени.
Тетя Аля рассказала, что на семидесятилетии был, наконец, Булат, и дочери явились с мужьями.
Довольный дядя Саша покрикивал на своих зятьков, заставил поднимать двухпудовую гирю – и чтобы непременно с неподвижным лицом.
– Жили бы в деревне – дрова бы принудил пилить, – смеялась тетя Аля.
Она вспомнила, как, оставшись без работы, неугомонный ее муж томился от скуки. Когда дети уехали, играл с утра до вечера с мужиками из соседних подъездов во дворе в домино. Щелк да щелк! "Рыба! Ура!.."
– Я вышла его, стала упрекать... с кем сидишь? Тут одни пьянчушки! А он разозлился... схватил двумя пальцами – большим и указательным – край стола и оскалился: "Хочешь, отщиплю – дам как кусочек хлеба. Если моей пенсии мало. Только отстань!"
Потом дядю Сашу снова тряхнул инсульт. Он ослабел, не брился, оброс. Внезапно о нем вспомнили сослуживцы мирного времени – строители и охранники, в газету хорошую статейку написали. А из редакции позвонили и попросили фотографию.
Тетя Аля быстро полистала семейный альбом – увы, все фотографии оказались старые и мелкие. Тогда она настояла, чтобы мужа на дому сфотографировал хороший фотограф. А перед этим пригласила парикмахера Карла Ивановича из соседнего подъезда.
Тот, балагуря (рассказывал про своих многочисленных внучек), намылил старику лицо и махом – заодно – сбрил ему усы.