Выбрать главу

Я пьян, гляжу на волны…

Пусть все призыв мой

Пламенный читают:

О, восстановим

Прежние границы, –

Сметём врага

За рубежи Китая!

Известный поэт Ли Бэй где-то в седьмом веке так и утонул, пожелав в полном опьянении обнять в реке отражение луны. Мистическая роль вина как бы и не отрицается, но эти десятиграммовые рюмочки тоже известные с тех же древних пор наводят меня на мысль о "десятиграммовом пьянстве". Помню, в детстве, зачитываясь Ремарком и Хемингуэем, мы поражались, как лихо их герои пьют "двойной виски". Позже узнали, что это всего лишь два булька из навинченного колпачка, те же десять или двадцать граммов. Уверен, того же рода и так называемое китайское пьянство. Может, для трезвого человека десяти граммов "Маотая" вполне хватит для хмельного озарения? Да и культуры вина, как и молочной культуры, у Китая не было и нет, ещё вопрос, что подразумевали поэты под понятием вино.

Зато чайная культура на самом высшем уровне, и японцы всего лишь продолжили традиции чайной церемонии (как, впрочем, и все другие свои религиозные и культурные традиции, заимствованные у Китая). Наверное в совершенстве я культурой чайной церемонии уже никогда не овладею, хотя учили меня в Китае большие мастера, и чайных наборов дома хватает, и привезены сорта самого лучшего зелёного, красного, белого и чёрного чая. Знаю и в Москве приличные китайские чайные домики. Наверное, так же, как обобщённо пишут китайские поэты о вине, и мы способны писать о чае. Хотя Саша, бывший москвич, осевший на Хайнане и занявшийся торговлей чаем, считает, что лучший чай на острове можно выпить лишь у него. И нет ничего в мире лучше южных сортов китайского чая.

С чая и начинают китайцы свои застолья, чай у них – всему голова. Вот и доживают до чайного (98) долголетия. Чай и даёт всей нации неспешные силы для сотворения китайского чуда. Вот уж воистину – чайное чудо. Чайна-мир. Чайные нации сегодня и определяют экономику мира.

ВАН Цзунху ГЛАС ВОПИЮЩЕГО ИЗ ПУСТЫНИ. О новом романе Сутуна "Бину"

В последнее время самым знаменательным событием в нашей литературной жизни по праву считается новое произведение известного писателя Сутуна "Бину". Сразу после презентации этой книги на 13-ой пекинской международной книжной ярмарке в стране поднялась очередная волна чтения Сутуна, который долго молчал в последние годы. Рождение нового произведения было связано с тем, что Сутун в прошлом году был приглашён в качестве представителя китайских писателей на всемирный издательский проект "Пересказа мифов", и через год вышла в свет эта четвертая книга из серии "Пересказ мифов" (остальные три книги были написаны писателями из других стран).

Сутуна в Китае называют писателем сюрпризов. Почти каждое его новое произведение приносит что-то неожиданное читателям и критикам.

Новое произведение Сутуна основано на древней и крылатой китайской легенде:

В эпоху первого китайского императора много мужчин было мобилизовано на строительство Великой китайской стены. В одной семье муж ушел на строительство, и долго от него не было вести. Скоро наступит зима, и жена решила мужа искать и принести ему теплую одежду. Когда она, пройдя тернистый путь, добралась до Стены, ей сказали, что муж ее уже умер и его тело стало частью Стены. Узнав об этом, она зарыдала. И она так рыдала, что от ее плача рухнул участок стены. Эта легенда говорит о том, что верная любовь к одному человеку может сотворить чудо. Но Сутун не намерен развивать свой пересказ в направлении трогательной истории о любви. Его интересует сам мифологический мотив легенды: человек слезами разрушил стену – это великая и чудесная сила. Писатель сделал акцент на этом мотиве и дал волю своему воображению. Нарочно упустив из виду реальную сторону данной легенды, Сутун воображением своим создал совершенно иной мифологический мир.

На мой взгляд, "Бину" есть книга о богатстве проявлений Бытия. Передаваемый в ней смысл и показываемая в ней сила уже далеко зашли за пределы любви. Скорее всего, это книга о сопротивлении слабых сильным, индивидуума социуму. Хотя книга нам видится как миф о любви, миф о скорби и миф об искании, но мы в любви, скорби и искании прочитываем для себя призыв к Жизни и Бытию. Дело в том, что в этом произведении любовь героини к мужу уже предопределена. Мы видим, как эта любовь глубока и настойчива, но нам не объясняли, откуда она взялась и как это сложилось. Даже муж героини никогда не появится перед читателем. Он для нас не столько живой литературный персонаж, сколько мифологический символ. В этом смысле любовь героини превратилась в абсолютное одиночество. Единственный способ выражения этой любви – пройти тысячу верст на север и принести мужу теплую одежду. Все считают ее сумасшедшей, ее упрекали, проклинали. Она не получила поддержки ни с одной стороны. Она абсолютно одинока.