Вошел старшина, скоро крикнут:
"Подъем!"
Ну вот и финал самохода.
...Давненько сияния нет
над Кремлем,
а губы доныне пылают огнем –
тем, семьдесят первого года.
* * * Сейчас бы выкупаться, что ли.
Жара, как в третий год войны.
Хлеба на Прохоровском поле
огнем июля сожжены.
С колосьев согнутых и ломких
больное падает зерно.
Неблагодарные потомки,
войну забыли мы давно.
Нет ни желания, ни силы
вернуться к подвигам отцов,
представить сердцем,
как все было,
заплакать бы, в конце концов.
Другие дни, другие боли...
Зачем приехал я сюда,
зачем на Прохоровском поле
горю от зноя и стыда?
* * * На Страшном суде –
всенародном позорище
(тропарь по 3-й кафисме)
встану и я перед Богом,
глаголюще
о грешном своем коммунизме.
Не отвергая догматы церковные
и не круша заветов,
верю я в Слово,
и в безусловную,
правую власть Советов.
Разве звезда моя пятиконечная
древнеславянской эры
взята масонами
в рабство вечное
и недостойна веры?
Разве скрещенье
Серпа и Молота –
борт отцовского танка –
Господом Богом было расколото,
а не фашистской болванкой?
Разве на Родину
тьма кромешная
пала при коммунизме?..
Боже, прости мне
глаголы грешные
о непозорной жизни.
* * * Посмотрим холодно и честно,
поплачем тихо и светло.
Добро разлито повсеместно,
а побеждает всюду зло.
Какие истины ни ведай,
дела какие ни верши,
зло снова празднует победу
в сраженьи плоти и души.
Добро духовно, зло телесно,
душа незрима, плоть груба.
Была бы даже неуместна
с другим исходом их борьба…
* * * В ущельях Гиндукуша,
счет потерявши дням,
простреленную душу
влачил он но камням.
И призрак появился,
когда не мог он встать.
– Зачем ты так напился? –
спросила горько мать.
Жена в одежде вдовьей
сошла к нему во мгле,
– Целуешься до крови
ты с кем в чужой земле? –
Близка его кончина.
Темнеет небосклон.
В последнем свете сына
успел увидеть он.
Держа ружье-игрушку,
сын крикнул из огня:
– Ты почему в войнушку
играешь без меня?
* * * Все интересней год от года
на переломах бытия
не жизнь державы и народа,
а собственная жизнь твоя.
Над ней история не властна,
поскольку смерть ее итог.
Что в ней случается напрасно, –
не переправит даже Бог.
Восстанет падшая держава,
народ поднимется с колен, –
ни времени, ни сил, ни права
нет у тебя для перемен.
И в этом мире преходящем
ты отвечаешь до конца
за то, что только в настоящем
и лишь от первого лица.
РАЗВЕДЧИК В небе апрельском сером
лебедь свершает круг.
Вчера он летел на север,
сегодня летит на юг.
Тело его поджаро,
крылья его длинны,
глаза его, как радары,
к цели устремлены.
Видит он лёд озёрный,
талый прибрежный снег,
посередине чёрный
стоит на льду человек.
"Путник, рыбак, охотник?
С ружьём или без ружья?.."
Жалко, что время отнял
у лебедя сдуру я.
Его на маршруте с юга
нетерпеливо ждёт
старый вожак, подруга
и остальной народ.
После разведки долгой
хрипло он им кричит:
– Есть ещё жизнь за Волгой!
Рыбак впереди торчит!
РОМАНТИКА Воспевший гибель Рима...
А кто ее воспел?
Смерть неисповедима