Время жатвы приспело,
Я труда не боюсь,
Принимаюсь за дело –
В сердце – русская грусть!
И причины нет вроде,
Но за что на возьмусь:
А она – на подходе –
Эта русская грусть!
Я то трезвый, то пьяный,
То грешу, то молюсь!
А в душе постоянно –
Непонятная грусть.
Встану рано сегодня
И вокруг оглянусь:
Боже, это ведь – Родина!
Ах, ты Мать моя – Русь!
Беспросветная грусть...
* * * Безжалостный день дотлевает
Над бедной моей стороной.
Чернее в душе не бывает,
И сердце исходит виной,
И зрелым сознаньем бессилья,
В котором – последняя страсть:
Скрестив свои руки, как крылья,
Ничком в это небо упасть!
До стона вдыхая, до крови
На стынущих, мглистых губах
Тоскующий сгусток Любови,
Саднящий в родных небесах
О нашем поруганном крае,
Где нам только место и есть
Одно лишь – землица сырая,
Где наша скорбящая персть,
Навеки смешавшися с нею,
Нездешний продолжит свой путь,
Чтоб впредь никакому злодею
Уже нас с него не свернуть!
* * * Покидаю Лужковское сити,
Где мне всё – ни по мне и не так.
Остается одно только: выйти
На заросший травою большак,
По обочинам – клевер с ромашкой,
Колокольчики, да васильки,
И сердечко ликующей пташкой
Ввысь выпархивает из-под руки!
А простор – не измерить судьбою,
Даль широка, а ширь далека!
Становлюсь я здесь снова – собою,
До пульсирующего желвака,
На безропотных скулах славянских…
И, наивный, бреду в грусть полей,
К ней, оставшейся в снах мессианских,
К невозвратной России моей!
ОТВЕТ Всеми странами мира обласкан и зван
Прикатил по стопам Айседоры Дункан,
Подсластить нам разруху – на то и талант,
На гастроли из Штатов – один музыкант!
За почти интерес, а не ради куска.
Он был принят в Кремле – самым первым вождём.
И про голод на время забыла Москва,
И стонала галерка в театре Большом!
Но лишь браво и бис перестали звучать,
Робкий голос спросил из живой тишины:
"Вы могли бы сейчас нам, маэстро, назвать
Музыкантов великих из Вашей страны?"
На мгновенье всего в ожиданье затих,
И взорвался потом, и обрушился зал!
Когда всех соплеменников лучших своих
Поименно великий маэстро назвал.
Но вскочил над плесканием радостным рук,
И заблеял какой-то лоснящийся фрак,
Усмиряя одесский, с трудом, воляпюк:
"А сбежавший к вам, русский, Рахманинов – как?"
И повис на сверкающих люстрах вопрос,
Источая крутой совнаркомовский яд...
И тряхнул головой пианист-виртуоз:
"Я назвал вам великих. Рахманинов – над!"
КРЕСТ Звезды стынут и колко дрожат,
Источая жасминовый дух.
А в тебя провалился мой взгляд
Моя речь, осязанье и слух!
Покачнувшись на нитке льняной,
Виновато сверкнув при луне
Нависает мой крест над тобой,
И мурашки бегут по спине!
Где там запад? И где там восток?
Дикий север? Полуденный юг?
Мы – сейчас – поднебесной исток,
Всеземной, замыкающий круг!
Полыхает жасминовый куст
Ароматом тяжелым своим!
Мы с тобою – в бескрайности чувств,
Где всё грешное стало святым!