Как будто тем пред гостем извинясь.
Пытаясь жестом вежливым, наверно,
Восстановить утерянную связь.
Но гость молчал.
И, вглядываясь в лица
Сидящих за столом директоров,
Решал, что лучше:
встать и извиниться,
Иль заявить, что просто нездоров.
Они сидели сдруженно и тесно,
В своём кругу, хоть круг и неширок
Тринадцать боссов угольного треста
Да гость случайный –
автор этих строк.
Ох, этот гость! Частенько он – Иуда.
Его всегда смущало слово "гость".
Коль не сказали, кто он и откуда,
Без Комитета тут не обошлось.
Щеку поэта сводит нервным тиком:
"Ай да страна!
Житья от шпиков нет".
Что ж он со сцен
себя изводит криком:
Мол, в доску свой я, мол,
– не диссидент.
Но вот – не верят.
Ну и дьявол с ними.
Что гость оттуда –
свыкнуться пора.
Ему б лишь этим
не подставить спину
И отработать честно гонорар.
Вон как глядят-то
барственно-хозяйски
И ждут, что будет, выдержку храня.
Так стая серых молча ждёт развязки,
Зажав в кольцо уставшего коня.
Хотя... Постой, какие к чёрту волки!
Ведь он и сам на жертву не похож.
Но отчего-то струны, как иголки,
Вонзились в пальцы,
просто невтерпёж.
Ну да, конечно!
Песня-то с намеком,
В ней не по волку бьют из винтаря,
А по нему – прицельно и жестоко.
Ведь волк – он сам. А эти – егеря.
Но как же часто жизнь меняет роли...
Он изучил все промахи зверей
И за флажки всегда уйдет на волю,
Оставив с носом псов и егерей.
...Он снял со струн
прокуренные пальцы,
Потёр щетину крепко, по-мужски.
– Ну что вам волки –
серые скитальцы?
У вас свои запретные флажки.
И стол ожил, качнулся влево-вправо
И загудел неслаженно, вразброс:
– Уж это точно!
– Как приметил! Браво!
– Да ты, брат, с перцем!
– Стрелянный...
– Непрост...
Встал Белохвостов:
– Слушай-ка, Володя!
Мы не Пилаты, ты – не Иисус.
Нас не смутила б песня об охоте.
Её и так мы знаем наизусть.
У нас свои запреты и оковы,
И в наши души кто только не лез.
Любой из нас, как серый,
офлашкован:
Кто прокурором, кто – ОБХС.
Но есть над всеми егерь и покруче.
Вот ты о нём, избави Бог, не пой.
Побереги себя на всякий случай.
И спой-ка нашу, – ту, что про забой.
***
"Взорвано,
уложено,
сколото
Чёрное
надёжное
золото."
...Строки, до боли знакомые,
Голос – надтреснутый бас
Остро вонзаются в комнату,
Будто вгрызаются в пласт.
Гриф обнимает он ощупью,
Круглой подковой – спина.
С виду – фигура забойщика,
Перед которым стена.
Взмах над гитарой, – и сходу он
Резко отвёл локоток,
Словно бы в жилу породную
Острый навёл молоток.
Вот под щипками-ударами
Пласт, им обрушенный, лёг...
Пел он под стоны гитарные,
Будто рубил уголёк.
И перед нашими взорами
Мрак преисподней вставал.
Чёрное золото. Чёрное...
Уголь и кровь – пополам.