Вмиг обступило певца:
– Дёрни, дружище, с шахтёрами...
– Водочки или винца?
Но, искривясь от смущения,
Гость покраснел до ушей:
– Временно на излечении.
Питух был. И вообще...
Есть у эстрадников правило:
Принял на грудь – так не пой.
Сцена для нас то же самое,
Что для шахтёров забой.
– Ну, не блажи ты про старое!
Друг ты нам или не друг? –
Бард отмахнулся гитарою,
Как от назойливых мух:
– Я ж вам про игрища с Бахусом
Выдал свой стыдный секрет.
Вы вот скажите: под градусом
В лаву спускаетесь? Нет?
То-то же. Здесь я работаю,
Значит, хмельным не дурю.
Пейте, гуляйте с охотою,
Я же пока покурю.
И, поманив меня, быстро он
Вышел за дверь из игры.
Вслед ему пробочным выстрелом
Хлопнул шампанского взрыв...
***
Мы молча стоим на балконе.
Прохладно. Немного сквозит.
Он бережно прячет в ладонях
Горящую спичку. Дымит.
Скупой маячок сигареты
То рдеет, то гаснет во тьме.
С вопросом, участьем согретым,
Он взгляд заостряет на мне.
– Ты, вижу, не куришь? Похвально.
А мне, извини, невтерпёж.
От чуткости вашей повальной.
Не то что закуришь – запьёшь.
Да ты не кривись. Не ханжа я.
Сам в лоск напивался, бузя.
Но сопли насчет "уважаешь?",
Поверь, не прощал и друзьям.
Друзьям, повторяю. А эти...
Ну, с виду – свои мужики.
Но, как там поют в оперетте,
"Они от меня далеки".
И завтра в похмелье зелёном
Солгут, не меняясь в лице:
Мол, песельник, всеми хвалёный,
Давал "под парами" концерт.
По жизни от сплетен и слухов
Принял я вагон оплеух.
Слыхал о беззубых старухах?
Вот эти – страшнее старух.
А впрочем, пошли они в с...ку!
Бессмертие требует жертв. –
Он, будто настроясь на драку,
Поддёрнул подкову манжет.
И без перехода – как в прорубь:
– Сердечко булгачит, небось?
Скажи начистую мне, голубь,
Ты – гость или... вроде бы гость?
Задеть столь обидным намёком
Нельзя лишь того, кто оттоль.
И я со смущённым упрёком
Отверг неприглядную роль.
– Не в каждом прохожем, Володя,
Сидит кэгэбист или мент.
Укор не по адресу вроде:
Газетчик я. Вот документ.
– Ах, вот как?
Скандальнейший случай.
Ну, надо же так оплошать!
В такой атмосфере паучьей
Глядишь, заподозришь и мать.
А, впрочем, прости за укоры
И лучше давай-ка на "вы".
Вступать с вашим братом
в разборы –
Совсем не иметь головы.
И что-то в беседе сломилось,
Как пламя свечи на ветру ...
– За что же такая немилость
К собратьям моим по перу?
Да, в прессе, увы, не без хлама,
Но в ней даже брань и хула
Для вашего брата – реклама,
Какой бы она ни была.
Ведь ругань лишь слабого бесит,
В ней есть потаённый резон.
Скандальчиком лёгоньким в прессе
Не брезговал даже Кобзон.
– Э, бросьте! – Он тушит окурок.
– По вашей печати, дружок,
Я – бард приблатнённых и урок,
Фальшивый хрипун и пижон.
А в общем – кумир подворотни,
Играющий "под пахана".
Но вы, кому пел я сегодня,
Вы что, извините, – шпана?
Я – гость очень редкий в эфире,
Но то, что – украдкой пока –
Едва ли не в каждой квартире
Врубают мой хрип... Это как?!
Добавлю еще по секрету,
Что плёнкой с концертом моим
Легко опоясать планету.
Куда там Кобзонам твоим!
Но это я так, для тебя лишь, –
Он вновь переходит на "ты", –
Ту плёнку, как шлем, не напялишь
От ругани и клеветы.
Вот вывод обидный и странный,
Что сделал известный поэт:
Мол, в песнях моих без гитары
Души поэтической нет.
И с рифмой не всё слава Богу –
Глагольна, проста и т.д.
"Кричу" и "торчу", дескать плохо.
А "Оза" – "стервоза" шедевр?
Вот так мои стоны, печали
Поэт разложил по частям.