Писал уже скорее для себя своё повествование в главах : "Сын", "Дорога", "Наташа", "Каникулы", Распятие". Это поток сознания одинокого героя и одновременно поток действия вокруг него самого и его семьи. Это – одна и та же семейная жизнь, увиденная с разных точек зрения, с точки зрения мужа, с точки зрения жены. Жизнь на переломе эпох. И потому неизбежно, при всей своей индивидуалистичности, ставшая исторической и общественной жизнью, даже если это жизнь всего лишь трёх героев. Это – по сути экзистенциалистская проза, обретающая неожиданно некий соборный размах именно потому, что герой и его небольшая семья – жена Наташа и маленький сын – живут среди людей, среди природы, среди истории, и воспринимают обострённо все свои взаимоотношения с миром. Наташа как-то говорит герою: "Для тебя жизнь – это жизнь души, а у души и своя память и своё отношение ко всему. Для тебя всё, что вокруг – на десятом месте, потом, когда-нибудь после, а на первом, втором и третьем месте, сейчас – впечатление от всего этого, и впечатление именно души, мысль о предмете, о человеке, о картине, да о чём угодно для тебя достоверней самого этого предмета… Мне нравится мир, который ты выстраиваешь, он лучше реального, а главное – добрее…"
И на самом деле, при всём определённом скепсисе по отношению к окружающему миру, проза Вадима Воронцова – добрая проза. Детали прорисованы точно, предметный мир, да и людской тоже, отличаются достоверностью. И ко многим приметам уходящего и начинающегося мира – доброе отношение. Ко всем забулдыгам и пьяницам, набивающим себе мозоли на ладонях всё же нелёгкой работой, а не беспрерывным пьянством, тоже самое внимательное и сострадательное отношение. Добрые городские дачники посреди деревенской островной разрухи. "Руки Юрия Иваныча были без больших пальцев. Это здесь у каждого второго. Пила-циркулярка. Жестокий и беспощадный инструмент: никакого снисхождения к алкоголю."
Это относительно новая тема в современной русской литературе – городской интеллигент, может быть, даже родом из этих мест, приезжает отдохнуть с семьёй в разрушающуюся деревню. Увы, но, по сути, он и становится чуть ли не единственным хранителем прежних устоев, сами деревенские жители погружены в непрекращающуюся круглосуточную пьянку, в разворовывание всего, что плохо лежит.
Это уже в каком-то смысле сторонний наблюдатель, как бы он иногда ни любовался, ни восхищался живописностью своих героев, он глядит на них уже как бы со стороны, да и не желает жить их разрушенной жизнью, тем более, не видя и стремления в них самих как-то изменить её.
Такой взгляд на русскую деревню со стороны мы видим и в романе Владимира Личутина "Беглец из рая", и в повести Петра Краснова "Новомир", казалось бы, видных представителей прославленной деревенской прозы, но уже смотрящих на нынешнюю деревню совсем иными глазами – глазами зорких наблюдателей.
Такой же взгляд на русскую деревню и в книге Вадима Воронцова с длинным названием "Орхидеи у водопада, или Что-то – пронзительное и звенящее", вышедшей в издательстве "Вагриус" в 2006 году и состоящей из одноимённой повести и некоего приложения к повествованию – "островных мистерий", ярких зарисовок увиденного автором или героем повести и пережитого им на своей даче на Юршинском острове в Рыбинском море. Конечно же, и повесть, художественно оформленная трагическая история о любви двух героев, крепко держится, как на фундаменте, на всё тех же дачных островных наблюдениях и зарисовках.
Светлая и радостная жизнь небольшой крепкой любящей семьи. Временами проза Воронцова напоминает традиционную семейную прозу, которую можно продолжать бесконечно долго, как "Сагу о Форсайтах" Голсуорси, увлекая читателя таким спокойным семейным чтением, временами же проза Воронцова переходит в плоскость детского восприятия, становится добротной детской прозой, как повести Юрия Коваля или Сергея Иванова. Эта неустановившаяся, колеблющаяся жанровость повествования, идущая скорее всего от затянувшегося писательского дебюта, самой прозе никак не вредит. Но как бы даёт установку на внимательного читателя, умело переключающегося с детских рассуждений на природные зарисовки, с лирических отступлений (своеобразных тургеневских стихов в прозе) на бытовые семейные переживания. И всё это украшено непрерывающейся мечтой автора о счастье.