– Савка – мой очень хороший давний друг. Истый помор. Моряк. Горлопан. Они все горлопаны из-за этого моря – его ведь перекричать надо. К Савве приезжаешь, чувствуешь, он тебе рад. В душе у человека никаких тёмных закутков. Да там по-другому и нельзя. Сама природа к этому обязывает.
Колежма – старинный посёлок на берегу Онежской губы Белого моря. Ещё при Иване Грозном перешли колежемские земли вместе с рыбными ловицами и соляными варницами в собственность Соловецкого монастыря.
Приехали мы под утро. Был отлив. Вода ушла, обнажив размашистые отмели и бугристые острова из жёлтого песка. Мотобот у причала оказался на суше. Лежат на боку лодки, стоявшие в прилив на якорях, – вода суха – куйпога.
Я поднялся на гледень.
Внизу рубленые дома, баенки, ломаные линии изгородей из кольев, деревянные гати-мостовые, а дальше к горизонту – пустынная гряда холмов и почти плоская тундровая равнина. И запах здесь держится иной – пахнет карбасами, просмоленными их бортами. Стоит дух влажного песка, мха, сетей и рыбы.
Действительно есть какая-то сила в этих домах, в этой природе, которая делает Север ни на что не похожим…
Савву Никитича я представлял себе как раз таким: лет сорока, чуть выше среднего роста, крепкий, соломенные волосы, пшеничные усы, открытая улыбка.
Увидев Сергея, он шагнул навстречу, широко развёл огромные ручищи и крепко обнял.
– О, Чернобровый приехал!
На следующий день, когда мы остались с Буровым вдвоём, я не утерпел:
– Сергей, а почему он тебя чернобровым назвал?
– У меня отец Чернобровый был, и от отца это прозвище перешло ко мне. Здесь никого по имени не зовут. У самого Савки прозвище Капитан.
Отчаливать мы решили в момент, когда силы прилива и отлива уравновешиваются – матёра вода стоит. В это время Луна, ровно сказочный гигант, после выдоха ненадолго замирает перед тем, как вновь глубоко вдохнуть морем.
Но до этого у Савки было ёще одно важное дело. Василий Шумов, сосед, попросил у него накануне мотоцикл. Он – в ответ: "Я тебе дам, но токо верни не по частям". – "Савв, в восемь часов – пригоню под окно".
Но ни в восемь утра, ни в восемь вечера мотоцикл не появился.
– Порато хоцю Ваську увидеть, на беду об ём скуцяю, – мечтательно произнёс Савва.
Ну, у поморов и речь… Для постороннего уха не сразу понятная: "Говоря одна, да разны поговорушки".
Дома Васи не было. Савва Никитич пошёл искать. Я увязался за компанию.
Одно беспокоило: как я с ним буду общаться? Он же толкует не по-русски.
Центральная поселковая улица круто сворачивала. Мы вышли из-за поворота. Впереди прямой участок дороги. Идут люди. Кто в магазин, кто куда. Женщины, детишки. День в разгаре.
Савва увлечённо рассказывает мне что-то. И вдруг – раз! Тишина. Замолчал. Остановился как вкопанный. Чего это он? Весь напружинился, глаза устремились в одну точку, не моргает. Губами шевелит, но не молится. Проследил за его взглядом: на мостике – метров триста от нас – какой-то мужик. Может, Васька?
Савва набрал полные лёгкие воздуха и силой выплеснул:
– ...ыблядок!
А я-то боялся, что он русского не знает.
– Утоплю, с-суку!!!
Маты осколочными минами летели через весь посёлок по навесной траектории и кучно ложились рядом с Васькой. Смотрю, тот заметался на мостике. Неотвратимо, как судный час, Савва приблизился к нему.
– По кальи-то те вот жарну щас!
Перед носом у Васьки – сурдопереводом – образовался бесформенный кулак размером с детский футбольный мяч. Мужичонка в ответ лишь шумно сопел и чесал лысину. Голова и плечи его непроизвольно подёргивались, не давая возможности и нам толком сосредоточиться. В том месте, куда он поглядывал, из-под воды торчал никелированный руль мотоцикла.
Наконец, заикаясь, Васька попытался выстроить речь в свою защиту.
– Ввввы-в…
Лицо от натуги сделалось пунцовым. Я стал ему помогать, подсказывая слова. Он, вконец разволновавшись, обречённо махнул рукой и замолчал.
Тик заметно усилился.
– Поди-ко скоре проць, а то застёгану.
Поостыв, Савка развернулся и побрёл к дому. Проходя берегом, он залюбовался сверкающей на солнце водной гладью:
– Море-то как лёшшицце.
Нам пора было собираться и выходить. Савва Никитич оделся по уму: оплецуха – поморская шапка-ушанка с длинными до плеч ушами; лузан, надеваемый через голову, с большими карманами на животе и спине; буксы – непромокаемые, пропитанные жиром рыбацкие штаны.