– Хороший вопрос, хотя отвечать на него и трудно, и больно. Николай Шипилов… Я часто вспоминаю своё общение с ним. Не скажу, что часто встречался, но каждый раз встречи были насыщенными, очень серьёзными. Хотя самого его я помню веселым и немного даже бесшабашным человеком, при всей его глубоко спрятанной грусти и боли. Он вообще был в хорошем, высоком смысле слова русским, советским человеком по отношению к жизни, к людям, по миропониманию. А вина? Есть и вина. Много раз я пытался ещё при его жизни заказать статью в "Наш современник" разным людям, хорошо его знающим. Так никто её и не написал. Самому мне казалось, как это часто бывает, что я всегда успею это сделать. Последняя его вещь – "Псаломщик" – появилась в "Роман-газете" уже после его смерти. Но моё поминальное слово о Николае Шипилове не будет последним.
А что касается собственно критики, посвящённой творчеству современников, с этого я и начинал. Причём, критические статьи шли одновременно и параллельно с историей литературы, Время, хочешь не хочешь, вносит свои коррективы. Я давно хочу написать о поэзии и об исторических занятиях замечательного поэта и историка Владимира Карпеца. Благодарен судьбе, что появилась возможность познакомиться с прозой Веры Галактионовой. На мой взгляд, это уникальная страница нашей литературы, до конца ещё не осмысленная. И тут я вижу связь с тем наследием, которым я занимаюсь на протяжении многих лет. Казалось, эта нить в русской литературе прервалась. На самом деле, она существовала всегда. Мне посчастливилось при жизни Николая Ивановича Тряпкина написать и опубликовать о нём две статьи. С другой стороны, я много размышлял и писал о поэзии Юрия Кузнецова. И это всё как бы разные лучи, сходящиеся в единый солнечный круг большой русской литературы.
– Задавая вопрос о Шипилове, я имела в виду не его одного, а все поколение, к которому принадлежит и Вера Галактионова. Недавно в "Дне литературы" появилась основательная статья Владимира Бондаренко "Самосожжение любовью" о её творчестве. Критик приводит её слова: "Наше поколение немного провисло. Сначала нам перешли дорогу мертвецы (речь идет о так называемой "возвращённой" литературе). Огромные журнальные площади, которые должны были быть нашими, ушли под то, что находилось в запрете, под спудом… Произошло искусственное обеднение русской литературы. В глубинке зачахло, не пробилось к свету многое из того, что должно было стать по-настоящему великим… Страшно подумать, сколько талантливейших судеб сломано, погублено, смято в этой невидимой войне".
– Я считаю, что Галактионова совершенно права. Всё именно так. Журналы наперегонки печатали "возвращённую" литературу". А надо бы издавать её отдельными книгами, что было бы естественней и полезнее для читателя, с обстоятельным справочным аппаратом, с добросовестными, квалифицированными комментариями, содержательными предисловиями, не оставляя за бортом живую литературу. Но литературная политика строилась на совершенно иных основаниях. Искусственно взгонялись тиражи, причем тиражная политика была частью политической борьбы тех лет. Из современного печаталась преимущественно проза либералов, и получалось, что патриотическая линия была вынута из литературного процесса. И Галактионова, и Шипилов принадлежат как раз к этому крылу. В том столкновении, в круговороте летящих искр было не до незамечаемых современных писателей, многие из которых таки не сумели по-настоящему войти в литературу. А те, кто вошли, вынуждены были в полном смысле этого слова пробиваться сквозь асфальт.
– Сергей Станиславович, мы коснулись политической борьбы "перестроечных" лет. Приходится признать, что патриоты в ней проиграли. В том числе и писатели, работающие в русле отечественных традиций, болеющие народной болью. Их просто изгнали из информационного пространства. А взамен пытаются навязать новых "гениев" – от широко известных в узких кругах сорокиных и приговых до заполонивших все прилавки представителей масс-макулатуры типа Акунина и Дашковой. И вот уже Швыдкой торопится сообщить "городу и миру", что русская литература умерла…
– Чего ещё можно ожидать от господина, заявившего, что "русский фашизм" страшнее немецкого?! Для него и русская литература давно умерла. Правда, тут он выдаёт желаемое за действительное. Ну, уж очень хочется! Просто руки чешутся взять лопату и наконец закопать её. Не дождётся, понятно!