По делам воздаётся и героям, не причастным к смерти Колчака, но согрешившим по другим поводам. Например, о моряках Кронштадта, зверски расправившихся с офицерами, комендантом, генерал-губернатором в феврале 1917, без того же православного отношения сказано: "Знать бы в те поры разгулявшейся в безнаказанности … матросне, что спустя всего четыре года у того же рва их будут забивать, как скот, те, кто выманивал их на эту кровавую дорожку: как говорится, знал бы, где упасть, соломки подстелил бы, да туго оказалось в ту пору с такой соломкой, ой, как туго!"
В.Максимов не раз выражал своё восхищение романом Б.Пастернака "Доктор Живаго". Эта реакция, думается, объясняется и отчасти общим подходом к пониманию вопроса "человек и время". В "Заглянуть в бездну", как и в "Докторе Живаго", через разных героев (Колчака, Удальцова, Тимиреву и других) и авторские характеристики утверждается мысль о ничтожности и беспомощности личности перед силой обстоятельств, лавиной времени: "С самого начала он (Колчак. – Ю.П.) обрёк себя на это (смерть. – Ю.П.) сознательно. У обстоятельств, сложившихся к тому времени в России, другого исхода не было, как не было исхода у всякого смельчака, вздумавшего бы остановить лавину на самой её быстрине", "Это не бунт, корнет, это обвал, а от обвала, как известно, может спасти только чудо..."
Итак, с одной стороны, ничто и никто не спасёт от лавины роковых событий и человеку остается одно – достойно умереть; с другой – утверждается прямо по-советски, только с другим, противоположным, знаком сатанинская гениальность Ленина. И как следствие такого подхода – большую, а может, решающую роль в произведении играет чудо, которое помогает Ульянову и не помогает Колчаку.
Лавина, чудо – эти и им подобные образы затуманивают изображение времени и различных сил, определявших ход событий. Главное, что в понимании революций и гражданской войны писатель находится чаще всего в плену левых стереотипов, что проявляется по-разному. Например, в таких мыслях Колчака: "Казалось, каким это сверхъестественным способом бывшие подпрапорщики, ученики аптекарей из черты оседлости, сельские ветеринары … выигрывают бои и сражения у вышколенных в академиях и на войне прославленных боевых генералов?" Однако общеизвестно, что на стороне красных сражалось 43% офицеров царской армии и 46% офицеров генерального штаба.
Конечно, Колчак не мог всё знать, но он наверняка имел представление об общей тенденции. Незнание же подлинного положения дел, скорее всего, – незнание автора. А если допустить почти невозможное, что это действительно мысль Александра Васильевича, то такое незнание "не играет" на образ, который стремится создать писатель.
Велик соблазн поверить Максимову и в том, что адмирал был человеком, далеким от политики, буквально случайно оказавшимся с ноября 1918 Верховным Правителем России. Однако, думается, не случайно писатель довольно туманно, вскользь изображает заграничный период жизни Колчака, ибо период этот разрушает миф об аполитичности адмирала. С июня 1917 по ноябрь 1918 Колчак вёл переговоры с министрами США и Англии, встречался с президентом Вильсоном и, по его собственному признанию, являлся почти наёмным военным. По приказу разведки Англии он оказался на китайско-российской границе, позже – в Омске, где и был провозглашён Верховным Правителем России.
Рискну предположить, что В.Максимова и Колчака роднит не только одиночество (свидетельство самого писателя), но и общая судьба. Они оба, не сомневаюсь, по благородным побуждениям стали зависимыми от тех сил, которые одного сделали Верховным Правителем, другого – редактором "Континента". Видимо, и поэтому у Владимира Емельяновича не хватило смелости до конца заглянуть в бездну.
Среди попыток различных персонажей романа понять человека и время, найти ключ к происходящему выделяется еще одна версия, высказываемая чаще всего Колчаком и Бержероном. Последний трижды на протяжении всего повествования говорит о существовании незримой силы, стоящей за спинами отдельных политиков, правительств, силы, дирижирующей многими событиями. Однако французский офицер, по его признанию, боится бездны, которая откроется при таком видении происходящего, боится назвать эту силу.
Показательно, что и Колчак, поставивший подобный диагноз (и красные, и белые – пушечное мясо, пешки в чужой игре), как и Бержерон, уходит от ответа с таким объяснением: "Я не хочу, чтобы ты знала об этом, Анна, тебе ещё жить и жить, а с этим тебе не продержаться!" То есть герой, походив у края бездны, в конце концов испугался заглянуть в неё.