Наши координаты:
Украина, 25006, г. Кировоград, ул. Декабристов, 20, оф. 8, тел/факс (0522)-24-90-29.
Р/с 26008101888100 в отд. № 406 АКИБ 'УкрСиббанк" г. Харьков МФО 351005, код 3429369.
Кирилл Анкудинов С ЗОЛОТЫМ ТАВРОМ...
К ИСТОРИИ ОДНОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЕКТА
Не утихают споры на тему: массовый интерес к тем или иным поэтам (оборачивающийся уровнем их статуса в литературной ситуации) – явление искусственное или естественное?
С одной стороны, формалисты и структуралисты, а также всевозможные жертвы победно шествующего культа технологий убеждены в том, что "в поэты" назначают, что "образ поэта" – итог целенаправленной работы идеологов, менеджеров и пиарщиков. "Пушкин – классик потому, что Пушкина сделали классиком" – таково мнение сторонников теории "искусственного происхождения литературных статусов".
С другой стороны, сохранилось романтическое убеждение, что "глас народа – Глас Божий", а поэтов почитают, исходя из объективного уровня их творчества, "по таланту". "Пушкин – классик потому, что он гений" – это точка зрения "естественников".
Когда дело доходит до XX века, эпохи "восстания масс", споры ожесточаются до белого каления. "Есенин – народный поэт" – твердят одни. "Есенина сотворили социокультурные обстоятельства, политики, издатели и критики" – отвечают им другие. "Это Бродского раскрутило ЦРУ, – закипают первые. – А Есенин славен потому, что любим народом." "Всех делают мастера актуальной литературы, – надрывается модный культуртрегер, – и Есенин сделан ими, и Высоцкий, и в наше время поэтом будут звать того, кого мы утвердим на эту роль в Новом Литературном Обозрении."
Между тем, истина (как оно обычно бывает) гораздо сложнее и многомернее, она не ограничивается предпосылками исключительно одного (либо другого) свойства. Доля истины есть как в словах "естественников", так и в соображениях "искусственников".
Я бы сравнил процесс формирования славы поэтов (и не только поэтов) с ударом молнии.
...Ни один менеджер не превратит поэта-графомана в гения. Однако умный организатор литпроцесса может подтолкнуть процесс в ту или иную сторону, может обратить внимание общества на достойных поэтов и этим самым вытащить их из трясины безвестности. Наиболее значимые явления вылетают грозными электроразрядами из социальной подпочвы без содействия идеологов. Но, при всём при том, верна поговорка: талантам надо помогать.
Я хотел бы обратиться к опыту Вадима Кожинова, человека, проделавшего сложную эволюцию: от теоретика литературы к публицисту, историческому политологу и автору глубоких социокультурных расследований (замечу, что на протяжении всего этого пути и во всех ипостасях Кожинов оставался идеологом). В середине этой эволюции (с конца шестидесятых по начало восьмидесятых годов) Вадим Кожинов сознательно взял на себя роль "профессионального делателя поэтов". Он осуществил проект по внедрению в литературную ситуацию и в сознание советской аудитории поэзии определённого вектора (не стиля, не жанра, даже не течения, а именно – вектора). Имеет смысл исследовать некоторые параметры данного проекта вкупе с его итогами.
В конце шестидесятых годов XX века "эстрадная поэзия", доселе задававшая тон и собиравшая стадионы, начинает буксовать. Советскому читателю приедаются эскапады Евгения Евтушенко и эксцентриады Андрея Вознесенского. Что далеко не случайно. Уходит в прошлое человеческий тип, явленный в стихах этих авторов – юный шестидесятник с распахнутыми глазами, дерзкий экстраверт, непрерывно открывающий окружающий мир (и открывающий себя в этом мире) – уходит в разных вариантах – как в демократическом варианте лирического героя поэзии Евтушенко, так и в конструктивистско-технократическом варианте лирического героя поэзии Вознесенского. Во многом это связано с провалом хрущёвской оттепели, к 1968-1969 гг. ставшим совсем уж очевидным. Шестидесятнические иллюзии развеиваются, в советском обществе возникает понятное желание отдохнуть от стрессов и сумасбродств (фактически создающее психологические основы того социополитического и социокультурного явления, которое позже будет названо "застоем"). Вектор коллективных предпочтений от "светлого грядущего" смещается в прошлое, нарастают эскапистские и пассеистические настроения. Всё это, взятое вместе, подпитывает характерный для "эпохи застоя" культ классики (замечу: семидесятые-начало восьмидесятых – время расцвета киноэкранизаций произведений классической литературы).