Кресалом души
высекаем огонь
Из чёрного камня затменья.
***
Я под звёзды
колючие вышел,
И среди неземной красоты
Колыбельную песню
услышал,
"Колыбельную" пели кресты.
Среди роз
и пионов увядших
Проплывали нагие кусты.
И, баюкая
павших и падших,
"Колыбельную" пели кресты.
Над окраиной
месяц светился,
Пробегал от звезды
до звезды.
"Человек, ты не умер,
родился!" –
"Колыбельную" пели кресты.
МУЖЕСТВО
Неужели истлела порода?
Кто нам, русичам,
дал укорот?
Ходит мужество
мимо народа,
И никак не воспрянет народ.
Выйдет мужество в поле,
как витязь,
Крикнет в темень,
где прах и разброд:
"Кто на битву пойдёт,
отзовитесь!"
Промолчит,
не ответит народ?..
***
Не гляди печально.
Весело гляди.
Может, мы в начале
Нашего пути!?
Ты мне отвечаешь
С грустью на лице:
– Мы свои печали
Обрели в конце…
Я скажу, отчаясь:
– Глянь на небосвод!
У Христа – НАЧАЛО
От КОНЦА идёт!
(обратно)
Николай Беседин «В УТРАТАХ ОБРЕТЯ ПРОЗРЕНЬЕ...»
СЛЕПОЕ ДЕРЕВО
Оно покинуло вечером площадь,
Где речи с утра разносились гулко,
И, спотыкаясь, пошло наощупь
По улицам и переулкам.
Ветвями нащупывая дорогу,
Листья насторожив, как радары,
Оно излучало боль и тревогу
На спящие окна и тротуары.
И кто-то метался меж снами и явью,
И кто-то высчитывал судьбы и даты...
Корни в кровь разбивая о камни,
Слепое дерево шло куда-то.
В тоске ли по вечной симфонии леса,
По прели грибной
и проталинам вешним?
Или на площади не было места
Для тихой молитвы
за слабых и грешных?
Хотело ли хлеб обменять на свободу,
Найти ли за стенами мир и единство?
Искало ли древнему смыслу в угоду
Великое таинство материнства?
Или на зов одинокого друга
Корни тянулись и ветви летели?
...Может быть, улицы мчались по кругу,
И купола, как вершины, шумели.
То ль заклинали святейшие мощи...
Но обречённости плен не разрушив,
Дерево вновь возвратилось на площадь
В строй покорных и равнодушных.
Оправив листья и корни спрятав,
Оно как будто дремало, стоя.
Трава шумела:
– Вот и расплата! Шептали звёзды:
– Оно – святое!
***
По России ходит ветер,
Бродит вешняя краса.
У России тихой верой
Переполнены леса.
До утра туманы зреют
В суходолье ковыля,
До зари все сеет, сеет
Небо звёзды на поля.
Зацветают неувяды –
Неприметные цветы.
Что ещё на свете надо
Кроме этой красоты?
Кроме сонного приволья
Грачьих, вспаханных полей,
Кроме сладкого до боли
Ожиданья тополей,
Ветровых весны просторов,
Дальней песни журавля,
Кроме веры той, которой
Пробуждается земля.
***
Ах Родина! Когда бы знала ты,
Как много душ ты вынула из тела.
Не ты, не ты, я знаю, так хотела,
Не ты сожгла последние мосты
Меж плотью и душой окаменелой.
Тебя ведут, послушную рабу,
И ты поводырей не вопросила:
Куда идём? И путь не освятила.
Несёшь покорно на своем горбу
То, что тебе, блаженной, не под силу.
Какая роковая немота
Твои уста сковала лютой стужей!
Ни сыновей, ни праведного мужа,
Ни помощи спасительной креста.
А ты все молишь: не было бы хуже.
Как холоден, постыл и одинок
Твой путь, как новый Dela Rossa,
В обносках вековых, простоволоса,
Сама себя казнишь, казнит ли Бог?
Но нет ответа вечному вопросу,
Куда, в какую бездну заглянуть,
Чтобы увидеть всё, что растеряла?
То ли в тебя, какой ты нынче стала,
То ли в свою ослабнувшую грудь.
То ли в твоё небесное начало…
***
Царь и мудрец.
Во все эпохи
Меж ними высился барьер,
И что в одном имелись крохи,
В другом с избытком. Например,
В одном ума шальная сила,
В другом – руки слепая власть.
Природа их разъединила,
Чтобы себя потешить всласть.
Чтобы, устав от совершенства,
Вдруг испытать из всех блаженств
Необъяснимое блаженство
От сладости несовершенств.
О, как загадочно блуждала
Улыбка по её лицу,
Когда народ она вручала
Очередному подлецу.
И как рыдала непритворно,
Себя за игрища коря,
Когда добра и правды зёрна
Бросал мудрец к ногам царя.
***
Спой, певец! Я не знаю о чём.
Но так холодно сердцу
в осеннюю темень.
То ли ночь навалилась
тяжёлым плечом,
То ли стужа сковала
судьбы моей бремя?
За окном моим мечется птица в ночи,
Потерявшая милое сердцу гнездовье.
Голос твой утешает, как пламя свечи,
И опять оживают надежда с любовью.
Окоём распрямляет пространства углы,
И редеет
спрессованный воздух предместья.
И пронзивший Вселенную призрак иглы
Растворяется в небом дарованной песне.
Утром вздыбится мир на крутом вираже
И наполнится страхом
и ядом стяжательств…
Пой, певец! Так легко и привольно душе!
И не нужно о счастье
других доказательств.
***
Вот опять разболелась душа.
Что-то ломит ее и корёжит.
То ли годы пора подытожить,
То ли нечем ей стало дышать.
Я устал на земле мельтешить.
У меня состоянье такое,
Словно нужно столетье покоя,
Чтобы снова неистово жить.
В мокрой глине с корнями травы
В тишине безраздельной сплетаясь,
Раствориться в земле.
Иль скитаясь
Во Вселенной пыльцой синевы,
Всё забыть:
Кем я был, чем я стал.
И очнуться в тридцатом столетье,
Чтоб увидеть всё то же на свете,
От чего я в двадцатом устал.
ПРОРОЧЕСТВО
Устала плоть служить душе
И взбунтовалась, взбунтовалась.
И вот от совести уже
Живого места не осталось.
Все можно! – разум ликовал.
Даёшь свободу! – плоть кричала.
– Где голос твой? – я душу звал,
Но неразумная молчала.
– Смотри, – я говорил, – всё зло
Повылезло, не зная страха,
Полынью поле поросло,
Кровь правды оросила плаху.
Любовь покинула сердца,
И память корчится от боли,
И нет предательствам конца,
А ты молчишь!
Скажи, доколе?
И с высоты сквозь стадный рев
Я голос услыхал мессии:
– Когда с креста прольётся кровь
Твоей возлюбленной – России.
***
Пегас! Чудовище моё!
Как много всякой пищи!
А ты, забыв про это всё,
Живое сердце ищешь.
Возьми пшеничный каравай,
Овса хоть два овина...
Так нет же. Сердце подавай,
На, жри его, скотина.
(обратно)