Может, это сердце
Жалобно и звонко о любви поёт…
Может, это юность
отворила дверцу –
Музыкой лесною в прошлое зовёт.
Или ты, смуглянка? –
спряталась во мраке,
Во еловой гуще
аленьким цветком.
Песнею кукушки
плачешь об утрате,
О постигшем горе на пути твоём…
***
На тонких простынях пространств
Уснули мы с тобой.
Нам не согреться у костра,
Зажжённого судьбой.
Под ворожбу еловых лап
Не чувствовать любви.
Мир –
медвежонок – косолап,
И когти все – в крови…
Пребудем там, на небесах,
Хоть чьей-нибудь мечтой…
Чем на Земле во зле, в слезах
Отыскивать покой.
Уста – к устам. Душа – к душе.
Нам вечно отдыхать,
Пока нас в Новом Мираже
Не смогут отыскать.
…А голубых Земель полно –
Где тело обрести…
Но… лучше – ветерком в окно,
Чем путником брести.
РЕИНКАРНАЦИЯ
Устав брести пустыней жизни,
Он проклял прошлое своё,
И зло, которого не мыслил,
В него метнуло бытиё.
Стрелою страстною и острой
Пронзила душу злая боль.
И он упал… легко и просто
По ранам рассыпалась соль…
Проспал века… в истлевшем теле
Травою скорби проросли,
И в новом тягостном пределе
Возник он на скорбях Земли.
И снова на амвоне Страсти
Вкусил восторг и боль любви,
И снова проклял своё счастье,
Кипя в отравленной крови.
Дни проходили, как солдаты,
Шеренгами, как на парад,
Менялись лица, люди, даты,
Но был тоскою он объят.
Однажды на пустыне жизни
И на закате дольних дней
Ему явилась Та, что мыслил, –
С которой легче и светлей.
Но Рок вершил всему пределы,
И снова в ящик гвоздь вошёл…
А он опять больное тело
Через века себе обрёл...
ГРУСТНАЯ ЭЛЕГИЯ
На болоте полынья –
Ледяное око.
Из неё глядит в меня
Странница востока.
Голубой Венеры дым
По болоту вьётся
И мечтанием пустым
В сердце остаётся.
Расписные терема
В воздухе рисует.
В них глядит сырая тьма,
Ворожит, колдует.
Рядом, тишину храня,
Отживает тихо
То, что мучило меня
Тягостно и лихо.
И над сонною землёй
Искорок круженье
Обращает сказкой злой
Плоти мёртвой тленье.
***
…Расплакались небеса,
Дождём поливая зори…
Что счастье? – одна слеза!
А если их много – горе!
НИКОЛАЮ РУБЦОВУ
Это были стихи. Это были стихи!
Просто были стихи… но какие! –
Отмывалась душа.
Отпускались грехи.
Это – вечная боль по России.
Это были не рифмы,
а рифы, на них
Разбивались бесчувствия шхуны.
Вот таков и бывает он,
подлинный стих.
Вот такие звенящие струны!
Кто осмелится
после ещё написать –
Это будет подобье подобий.
Устреми мысль и чувства
под небеса –
Не получится; даже не пробуй!
Только чистый простор
непробуженных строк –
Он всё манит тебя, он всё манит.
Кто же, кто
преподаст тебе новый урок
В этом горестном жизни тумане?..
(обратно)
Захар Прилепин БАБУШКА, ОСЫ, АРБУЗ (Рассказ)
Бабушка ела арбуз.
Это было чудесным лакомством августа.
Мы – большая, нежная семья – собирали картошку. Я до сих пор помню этот весёлый звук – удар картофелин о дно ведра. Вёдра были дырявые, воду носить в них было нельзя, им оставалось исполнить последнее и главное предназначение – донести картофельные плоды до пузатых мешков, стоявших у самой кромки огорода.
Картофель ссыпался в мешки уже с тихим, гуркающим, сухим звуком. От мешков пахло пылью и сыростью. Они провели целый год в сарае, скомканные.
Мешки тоже были рваные, но не сильно; иногда из тонко порванной боковины вылуплялась маленькая, легкомысленная картофелинка. Когда мешок поднимали, она выпрыгивала на землю, сразу же зарываясь в мягком чернозёме, и больше никто её не вспоминал.