Когда встречаешь такое на протяжении 669 страниц книги, то наступает момент привыкания, многое даже не удивляет, воспринимается как норма: отсутствие высказываний тех, с кем полемизирует критик, свободный пересказ, точнее, сочинение на заданную тему с "антисемитской подкладкой"... Но иногда прорываются откровения, оценки, к которым привыкнуть невозможно. Они, мягко выражаясь, удивляют и "оживляют" текст.
Например, во время разговора "про это" Б.Сарнов касается слухов об импотенции и сифилисе своего любимого поэта. И делает сие с удовольствием, особенно явным тогда, когда дважды приводит версии Лили Брик. Так, на вопрос Сарнова о сифилисе ответ был таков: "Да не было у Володи никогда никакого сифилиса! – гневно сказала она. И тут же без тени смущения добавила: – Триппер – был". Далее следует авторский комментарий, который красноречиво характеризует самого Бенедикта Сарнова: "Мол, что было – то было. И она этого не скрывает. И стеняться тут нечего: дело житейское".
Ещё в начале прошлого века Василий Розанов, нелюбимый В.Маяковским и Л.Брик, упрекал декадентов в том, что их интерес, их взгляд на женщину выше пояса не поднимается. Подобный интерес к "низу" очевиден и у Сарнова, что наглядно проявляется в тех случаях, когда этот интерес искусственно навязывается либо к нему все отношения сводятся.
Б.Сарнов в свойственной ему игриво-ироничной манере так комментирует мемуарные откровения Вероники Полонской: "Стало быть, не только в карты играли они там, у него, на Лубянке, когда оставались вдвоём". Да, не только... И секрета из этого Полонская не делает, более того, сообщает о своей беременности от Маяковского, об аборте, о его бессердечно-циничной реакции... Однако все эти факты остаются "за кадром", за пределами книги Бенедикта Сарнова. Он в очередной раз сознательно искажает реальность, ибо отношение поэта к аборту в образ, создаваемый критиком, не вписывается. В данном случае, как и во всех других, Маяковского необходимо оценивать по достоинству: определять реальный вес его слов по поступкам. На этот единственно правильный путь мягко указывает в письме к поэту Элли Джонс: "Вы же собственную печёнку готовы отдать собаке – а мы просим так немного".
Возвращаясь к истории с "травлей", замечу: Б.Сарнов мог и должен был сказать, что в защиту Лили Брик в течение месяца выступили З.Паперный, К.Симонов, С.Кирсанов, Б.Слуцкий. Не знаю, была ли данная акция кем-то инициирована или она – спонтанное выражение чувств и мыслей названных авторов? Очевидно одно: по главному вопросу они высказываются стандартно, как будто под копирку, повторяя миф, успешно внедрённый Бриками, Катаняном и т.д.
Борис Слуцкий, например, даже просит "уважаемого Леонида Ильича" вмешаться в кампанию травли Л.Брик и в утверждение "совершенно новой "концепции" жизни и творчества Маяковского" ("Вопросы литературы", 1994, № 4). В этом письме пробриковская позиция не только достигает своего апогея, но и очень своеобразно проецируется на творчество поэта: "Главная задача этих высказываний – опорочить Лилю Юрьевну Брик, самого близкого Маяковскому человека, женщину, которую он любил всю жизнь и о которой писал всю жизнь.Таким образом, накануне юбилея поэта ставится под сомнение большая часть его любовной лирики".
Если бы это – "в огороде бузина, а в Киеве дядька" – выдал Ст.Куняев или В.Бондаренко, то легко представить реакцию Б.Сарнова, как и любого "левого". Но автор данного послания Борис Слуцкий... И я тоже "промолчу"... Скажу о другом – общем месте у исследователей Маяковского. В данном письме Слуцкого в заострённой форме выражено буквальное понимание любовной лирики. Подобным образом отреагировала на цикл стихотворений, посвящённый ей, Наталия Волохова. На слова женщины о слишком вольной интерпретации их отношений Блок пропророчествовал о "соусе вечности". Именно этот план не берётся во внимание и прекрасным поэтом Б.Слуцким, и ... критиком Б.Сарновым, и многими другими. Суть проблемы, думаю, точно выразила Лидия Чуковская во втором томе "Записок об Анне Ахматовой": "Я думаю, Маяковский любил всех трёх – и ещё тридцать трёх впридачу, и мне непонятно стремление исследователей и не исследователей во что бы то ни стало установить какую-то единственную любовь их героя – будь то Тургенев … , или Байрон и Пушкин … . К чему это? Проблема нерешаемая, да и бесплодная".