Коробейников пребывал в ожидании, как и все окружавшие его безымянные силы. Был готов поклониться незримому властелину, стать его подданным, признать его власть над собой.
Заря расцветала над озером, будто наливались соком алые губы, и из этих губ неслась бессловесная молвь. Коробейников силился прочитать эти алые слова, угадать по шевелению алых губ смысл послания. Знал, что этим посланием возвещается новое царство, провозглашается новый помазанник. И всё вокруг – и травы, и воды, и камни, и бесшумно промелькнувшая птица, – принимали его власть, переходили под алую, простёртую из неба длань.
Над холмами продёрнулась золотая бахрома. Словно показался край золочёной трубы. Незримый трубач из-за горы славил всесильное божество, возглашал его появление. Труба вдувала в мир ликующие силы. В небе летели длинные розовые облака, словно мчалась небесная конница, предвосхищала явление бога. И он показался, – могучий малиновый лоб, клубящиеся в заре кудри, лучезарный, с пылающими очами лик. Солнце вставало над холмами. Бежали вокруг перламутровые тени. Озеро плескало в берегах драгоценный свет. Из чёрных камышей на открытую воду, дивный, белоснежный, выплыл лебедь. Царственно сверкал, приближаясь к берегу, оставляя зыбкий слепящий след. Был хранитель заповедных зарослей и священных ключей, принимал от верховного божества власть над волшебной долиной и вещим озером, разноцветной росой и каждым цветком и камнем. Власть и над ним, Коробейниковым, зачарованным красотой сказочной птицы. Он был принят в природу, прощён. Благоговел, славил солнечное божество, поклонялся волшебной птице.
Повсюду гремела, алмазно сверкала вода. На белой материи темнела горсть земли. В ней трепетала крохотная золотая песчинка. Словно земля посылала в его зрачок благодатный лучик. Коробейников коснулся земли. Она была тёплой. В неё вселилась его молитва, его исповедь. Он был избавлен от греха. Его плоть стала легче и чище. В ней, по-прежнему омертвляя и отяжеляя её, таились неотмоленные грехи. Но одним из них стало меньше.
Гладил тёмную землю, и она казалась ему белой, тёплой, как тесто.
Сквозь шум воды он услышал невнятные звуки, похожие на стенания. По дороге к ключам спускалось нестройное скопище. Люди двигались шатко, сбившись гурьбой, иные поддерживали друг друга, другие опирались на костыли и палки, третьи хромали, совершая при каждом шаге уродливые выверты. Сползали к ключам, и казалось, что стоит упасть одному, и все они завалятся, рухнут, покатятся вниз. Перед ними, опираясь на посох, ступал худощавый старик в белой долгополой накидке, с седыми, до плеч волосами, с золотой, на лбу, перевязью. Напоминал древнего пророка, ветхозаветного пастыря, влекущего за собой послушную паству.
Его стадо, с трудом, запинаясь, оглашая воздух стонами, стекало к подножью горы. Остановилось среди бегущих вод, окружённое водопадами. Коробейников, не приближаясь, взирал на них, стараясь угадать, кто они, – беженцы? погорельцы? изувеченные воины, покинувшие поле проигранной битвы?
Некоторые бессильно садились на землю. Другие раболепно вставали на колени. Третьи продолжали стоять, слепо ощупывая воздух руками. Иные начинали совлекать одежды. Разматывали грязные бинты. Послышался жалобный плач ребёнка. Раздался и канул истошный вопль. Инвалид на коляске въехал в ручей и остановился среди блестевшего потока. Измождённая женщина передала соседке младенца с сухим стариковским личиком, раскрыла блузу, обнажила длинные, плоские, как чулки, груди с чёрными обугленными сосками. Безрукому калеке помогали снять комуфляж, и он тянул к воде фиолетовые обрубки. Люди двигались у ключей, подставляли пригоршни, пили, омывали лица.
Предводитель в белой хламиде строго их озирал. Подбирал ладонью седые тяжёлые пряди, перебрасывая назад за плечо. Увидел сидящего в стороне Коробейникова, вскинул брови. Направился к нему, властно переставляя посох.
– Ты кто? – воткнул пред ним окованный медью жезл.
– Я странник. А ты кто? – Коробейников всматривался в сухое, аскетическое, в резких морщинах лицо, от которого исходила властная энергия и спокойная сила.
– Я – Водолей.