Как Бог дал кому-то талант творить чудеса, писать книги, рисовать, петь, сочинять стихи, музыку, так он дал кому-то талант любить. Любовь – это свобода. Свобода мысли, чувства, желаний. Свободный человек непобедим… им невозможно управлять.
Грешно убить, грешно украсть,
Грешно невинного ославить
Иль душу дьяволу продать,
Власть захватив, бездарно править.
Грешно жить только для утех,
Забыв о собственном народе.
Жить без любви – вот главный грех,
А в этом я не грешен, вроде…"
Так вот "Славложко" сформулировал и в прозе, и в стихах (наверное, чтобы докричаться до всех, чтоб все услышали, как ему счастливо живётся с его талантом любить, дарованным свыше. В этом вопиющем в человеческой пустыне гласе нет ноток отторгающего превосходства над всеми, а есть нескрываемое желание всеми отпущенными средствами достучаться до нас: "Приходите, учитесь… научу! Все станем жить по любви и только так и не иначе…"
Вячеслав Ложко пытается найти источник красоты на Земле. И ведь находит же! А сколько уже было неуклюжих попыток сделать то же самое у других.
(обратно)
Юрий Голубицкий КАК КОРАБЛЬ НАЗОВЁМ...
Кодин М.И. Поверженная держава. Записки очевидца. М., "Вече", 2007. – 544 с.
Позволю себе замечание общего свойства: мы вновь страной, по крайней мере, пишущей и читающей частью её населения, вступили в период повышенного интереса к документальной прозе. Так неизбежно случается после серьёзных общественно-политических трансформаций, когда у их очевидца, участника сначала возникает желание сохранить для истории хронику судьбоносных событий, а затем, по прошествии некоторого времени, осмыслить эти события, выказать по отношению к ним свою выстраданную точку зрения. Поскольку частота таких глобальных потрясений в России последнего столетия только возрастает, то и документальная проза о них уже составила солидный ряд, в котором заняли свои места воспоминания о революции 1917-го года и Гражданской войне как с "красной", так и "белой" сторон, свидетельства о репрессиях тридцатых годов их жертв, палачей, потомков тех и других, мемуары маршалов и окопных лейтенантов Великой Отечественной, незаслуженные панегирики слякотной Оттепели и, наконец, искренние и не очень стенания по распавшемуся на рубеже веков Советскому Союзу. К числу последних опусов и относится, как видно из названия, "Поверженная держава" Михаила Кодина.
Будь эта многостраничная, убористо набранная и снабженная фотографиями и документами книга очередным "Плачем Ярославны", вряд ли стоила бы большего к себе внимания со стороны критики, нежели упоминания в общем реестре множества себе подобных. Но "Поверженная держава" – книга в творческом отношении штучная, в чём-то даже уникальная. Скажем, в благой подспудной попытке автора отыскать через аргументированное отрицание неизбежности злодейского развала СССР державные опоры для новой России в постмодернистской хляби постсоветского лихолетья и, скорее всего, ещё окончательно не устоявшегося пространства.
Если и не уникальна, то, по крайней мере, счастливо редкостна позиция автора: видно, как он старается преодолеть доминирующий в подобного рода текстах субъективизм, и в большинстве случаев это ему удается. Привыкли же мы к иному. Принадлежит автор к тому или иному политическому направлению, властному клану, с позиций этого направления, в интересах своего клана и пытается воссоздать ушедшую реальность. По сути, сплошь и рядом в нынешней мемуаристике торжествует в откровенном и латентном виде пресловутый классовый подход, закипает классовая борьба, обострение которой по мере продвижения нашего общества к высшим формам социальной организации гениально предвидел Сталин, так старательно и, как оказалось, несправедливо раскритикованный за это хрущевскими адептами.
Казалось бы, М.Кодину – внуку поволжских крестьян, репрессированных сталинскими сатрапами и ими же сосланных на погибель в карельские морозы, место среди недругов Советской власти, которые, отличаясь энергичностью и плодовитостью, уже создали специальный обширный массив "репресантской" литературы. Ведь присоединить к массиву этому своё творение по нынешним временам и почётно, и, безусловно, выгодно. Однако ясное сознание автора, его обширные социологические и исторические знания а, главное, совесть влечёт его сторониться этой кликушествующей компании. Он сразу же, ещё в зачине книги, чётко и однозначно предъявляет свою идейно-политическую позицию, которая чужда как догматизму одряхлевших кремлевских "застойщиков", под руководством которых ему довелось работать последние годы Советской власти в ЦК КПСС, так и соглашательской трусости зюгановской КПР и экстремизму крикливых, бестолковых нынешних радикальных леваков.