И началось.
Как и всё в этом мире, началось всё с совершенно невинного и незначащего моего наблюдения – мне перестали уступать место в метро. То ли действительно поизносился, то ли выглядел гораздо хуже, чем себя чувствовал, но только с какого-то момента я обратил внимание, что вежливых, воспитанных юношей и девушек в общественном транспорте резко прибавилось. И даже зрелые мужчины, в силе и соку, тоже уступали место, ещё горячее от их пылающего зада, уступали, дружески похлопывая меня по плечу – не переживай, дескать, все там будем.
Однажды случился конфуз – в метро я засмотрелся на красавицу, вполне по-мужски засмотрелся. И женщина, не выдержав моего, как мне казалось, восторженно-бесстыдного взгляда, поднялась и лёгким движением руки предложила сесть на её место…
Этот случай меня отрезвил, и постепенно я стал привыкать к вежливости наших граждан, тем более, что из динамиков постоянно грохотали призывы уступать место старцам, больным и беременным. Поразмыслив, я решил, что попадаю всё-таки в первую категорию. К старцам. Поскольку еду в метро самостоятельно, то, видимо, на больного не тяну, а уж к беременным, по понятным причинам, тоже отнести себя не имею права.
Ну, что ж, старец, так старец.
Так вот, стоило мне надеть ирландскую кепочку с красным лоскутом над правым ухом, как все мои льготы в метро разом кончились. Более того, если я успевал сесть на свободное место, на меня уже поглядывали не то чтобы укоризненно, а осуждающе, расселся, дескать, не может женщине место уступить! Но самое странное – я заметил, что поднимаюсь охотно, и постоять несколько остановок мне совсем не в тягость…
Как-то несколько лет назад, под горячую руку, а если точнее выразиться, то под хорошим таким жизнерадостным хмельком я, получив гонорар, небольшие в общем-то деньги, тут же, в ближайшем магазине, какие силы меня туда затолкали – понятия не имею, так вот в этом самом магазине я купил себя на эти деньги костюм. Серый костюм, в тонкую, почти неуловимую красную полоску. И до того я в нём, в этом костюме, хорошо и удобно разместился, что отказаться от него у меня уже не было никаких сил.
Да я и не стал отказываться.
Выгреб все рублики до последнего, их как раз хватило ещё и на галстук – в те времена, галстук ещё можно было купить как бы в придачу, это сейчас приличный галстук дороже костюма.
Ладно, признаюсь, костюм этот я купил не потому вовсе, что был слегка пьян и почти счастлив, к тому же при деньгах, а потому, что серый костюм в тонкую красную полоску был моей всё никак не сбывавшейся мечтой, последние лет двадцать. С тех пор, как в таком вот костюме я увидел на фотографии в журнале актера Бельмондо – тогда тот ещё был молод и хорош собой.
Купил и подумал – сколько же мне ещё ходить по редакциям в ожидании доброго к себе отношения, ходить в штанах с пузырями на коленях, с ширинкой, молния которой вела себя по отношению ко мне нагло и своенравно – она расстёгивалась, когда ей этого хотелось… А пиджак, господи! пиджак! Протёртые локти, истлевшая подкладка, воротник, свернувшийся в какую-то непристойную макаронину…
Купил... Принёс домой...
Надел на себя и штаны, и пиджак.
Принял позу перед зеркалом.
Увидел в зеркале за спиной жену.
И она, жена, произнесла…
– Никогда, ничего, нигде более несовместимого не видела. В жизни. На- деюсь, и не увижу. Перенести это зрелище ещё раз… Кто вынесет, господи!
Спокойно произнесла, с каким-то даже сочувствием, но, выходя на кухню, неосторожно выпустила из рук дверь. Дверь её и выдала – она так хлопнула, что пыль поползла из платяного шкафа. Только по этому я догадался, какой силы чувства бушевали в этот момент в её, не в обиду будь сказано, груди.
Объяснялось всё просто – это был день её рождения. Говорю же, немного выпили с Володей по случаю публикации моего рассказа – это были времена, когда гонорара за рассказ могло хватить на финский серый костюм в тонкую красную, почти неуловимую, полоску.
Хорошие были времена. Подзадержись они немного, я бы до сих пор писал рассказы. А так, пожалуйста, – классик детективного жанра, блин.