В традиционном Коктебельском турнире поэтов, проводящемся в пятый раз, победил москвич Вадим Жуков. Всего в турнире поэтов приняли участие 30 человек. Специальным дипломом турнира награждён самый молодой его участник 11-летий москвич Арсений Павловский, читавший на турнире собственные стихи. Профессиональное жюри турнира возглавлял старейшина российского поэтического цеха Кирилл Ковальджи.
Участники фестиваля выступили в Феодосии в рамках фестиваля "Встречи в Зурбагане". Вечера по итогам фестиваля и конкурса также состоятся в литературных клубах Москвы.
Оргкомитет конкурса, премии и фестиваля с радостью примет помощь меценатов и добровольных помощников по организации и проведению всех наших проектов.
Автор — сопредседатель оргкомитета и координатор Волошинской премии и фестиваля им. М.А. Волошина
СТИХИ
Андрей ТАВРОВ
(Москва)
***
Прогулка по набережной оснащается сором.
Бабочка, как поток света, долетает до линзы
глаза, переворачивается,
проникает в розовый край, в котором
млечной строчкой череп прошит, горячо, книзу.
Влажный единорог тянется от фонаря,
пробивает глаз, сгорел и воскрес, перевернут.
Звезды выпадают из гнёзд, как цифры календаря.
Сколько глазниц на небе, коробов сколько там, комнат!
Подруга жизнь несёт подбородком, как Амадей скрипку.
Царский раствор нищеты и зелёной звезды крепчает.
Золотую из глаза в волнах залив достает соринку,
И всю-то ночь луна яхты в белом тазу качает.
TRISTIA
1
Я, Назона письмо, покинуло дальний брег
Эвксинский в час, когда яркий и пышный снег,
приурочив к идам декабрьским свой хлад и пыл,
вестью от лебедя к мраморной Леде плыл
и ложился на свиток. И я, оглянувшись вспять,
не привычной бухты лазурный зрело излом,
но то, что летело, как после удара веслом.
Лишь первый снег, один, и нельзя распять.
2
Я устало плыть, почерк нести, вмещать
в себя смыслы и буквы, устало нести печать.
Так однажды нос устаёт разрезать волну,
и замерзший перст теребить устаёт струну.
Так вот та, которой не стоит ни лавр, ни век,
в лабиринте времён в закоулок вошла иной –
он похож на твой – колонной, розой, длиной,
и у вас один минотавр, но несхожий снег.
3
Я лежу, как лопасть бабочки, всё в чертах,
в дебрях светлой Эллады, в озёрах её, кустах,
в разводах метаморфоз,
в жужжанье горячих ос,
в беготне карминной наяд и в потёках слез.
Я лежу на скамье, на карте Империи, я
вижу ясно, как входит росчерк в поток реки,
как бежит волна по светлым буквам строки, –
как мир и стихи смыкают свои края.
4
Всех чудовищ, ламий, всех светозарных псов,
всех русалок и дев полнолунных подводных снов,
вижу Пана, Сирингу, наяд, близнецов, эвменид,
златокудрую перепись лиц и темь ресниц –
вся их жизнь, пестрея, бежит за края письма,
припадая буквой к заливу, слезой – к весьма