Бескультурье, невежество, оголтелый, тупой бюрократизм всё больше проникают в государственный аппарат, принимая самые нелепые и абсурдные формы. Необходимо защищать всеми силами разумное, доброе, вечное, что в своё время сеяли лучшие умы и души русской культуры, и что так бездумно и безжалостно отбрасывается, затаптывается, уничтожается во имя так называемых экономических интересов.
Именно в Коктебель, который ещё в начале двадцатого века стал центром русской культуры, стремились и стремятся прогрессивно мыслящие люди, уставшие от непонятного им хаоса, творящегося в стране, привести в порядок свои мысли, посмотреть со стороны и более объективно на все происходящие события, поделиться друг с другом мыслями и чувствами.
И что же они видят в Коктебеле? Огромную, на весь поселок распростёртую стройку, и, что самое страшное, стройку на побережье, где в основном собираются все приехавшие отдохнуть и насладиться Коктебелем. Предприниматели, правдами и неправдами получив участки земли на побережье, а то и не получив их, начали грандиозное строительство, которое не прекращается и поныне. Забыты совесть, мораль, чувство меры, уважение к властям поселка, напрочь забыто уважение к самим себе. Из людей некоторые из них превращаются, скорее, в машины, делающие деньги. Бездумно возводятся многоэтажные здания гостиниц. И это в тот момент, когда нет достаточного водоснабжения, нет канализации, и уже сейчас идёт повсеместный сброс нечистот и фекалий в море, через речки, пруды, и просто выведенные к морю и спрятанные трубы. Это варварство – откровенное, очевидное, бездумное.
И символом этому варварству является нелепая фигура медведя как символ звериной деятельности по принципу: закон-тайга, медведь-хозяин. Прямо болезнь какая-то, как можно больше оставить следов, а вернее, наследить.
И болезнь эта называется – "медвежьей".
Алла Большакова НАС НЕ ОТНЯТЬ
Каргашин С. В море нет светофоров. М.: РИПОЛ классик, 2008. – 160 с. – (Алтарь поэзии).
Некогда Виктор Астафьев советовал: читайте современных поэтов – и вы почувствуете пульс действительной жизни. Нынешние реалии подтверждают актуальность этих слов – несмотря на брюзжание критики, по инерции цепляющейся за старые и потому вроде бы безусловные имена. Тем отрадней сквозь её нескончаемые охи и ахи услышать голоса молодые, звонкие – как набирающие силу, так и полновесно заявившие о себе. Думается, к последнему разряду и следует отнести творчество Сергея Каргашина.
Новая его книга приоткрывает одну из граней духовного мира нашего современника – человека, стремящегося выстроить альтернативу агрессивной псевдодействительности, своего рода защиту от её опустошающих сил. Кстати, нечто подобное недавно пытался сделать автор прозаического шлягера "Духless". Однако альтернативы в том нашумевшем и отшумевшем уже откровении, наполненном ужастиками "подземной" жизни и "интересными" позами потерянных мальчиков, не получилось. Констатация бездуховности – ещё не факт художественности.
Автор рецензируемого сборника, наоборот, сферу повседневного избирает как некую точку отталкивания в распознании вечного и загадочного "там", предстающего то в облике параллельного антимира:
Там было другое солнце,
Другая совсем трава.
Там птицы, свернувшись в кольца,
Шипели, завидев едва…
то "душистой веткой сирени на раскрытых ладонях утра". Именно поэтому он так резок в делении собственного (и нашего) бытия на внешнее и сокровенное, чётко проводит границу между подлинным (идеальным) и мнимым. Его поэзия – обострённое чувство полёта над "голубоглазой землёй", её солнечными "хмельными копнами", над воскресшими в зеленоватой дымке лугами и сеёлами, где
В палисаднике облако зацепилось за вишню.
Стало облако красным, ветки белыми вышли.
Закружилась по саду сумасшедшая радость!
Всё, как в старом кино, – задрожало, смешалось.
Вдруг дохнуло дымком, синей речкой, лугами…
И именно поэтому в его восприятии не спорят, а растворяются друг в друге три прастихии – земля, вода и небо: "Небо – это большая река. Звёзды – лишь островки". В игре света и цвета ("Цветок состоит из света") доминирует небесно-синее: "Вот она, калитка, прямо в синь!" Но – главное – воздушность, прозрачность заоблачно-небесного уравновешивается в его стихах телесностью, насыщенностью красок земного бытия, то есть сопровождается игрой действительно природных, действительно жизненных сил: