– Где ж ты столько бабок огребал?
– Эх, чухня ты этакая, – Колобов улыбается открыто и добро. – Я ж почти всю зиму безвыездно на своей "сотке" по тайге рассекал, по участкам по зимнику всякую дребезделку развозил, ну, там жратву, горючку. У нефтяников. Погодь…
Колобов снова откидывает подушку, отвинчивает пробку. Видно, как катается его задранный кадык. Он не морщится, только дышит, как запаренная лошадь. И весь он с головы до ног напоминает это животное, но только изработанное, надорванное и готовое в расход. Гнездится у стены, болезненно худой, мослатый. Глаза блестят, изрядно потревоженные зельем.
– Эх, мать честная, было времечко! Полгода проблукаю по тайге один-одинёшенек. Жратва, правда, хреноватая, одни концетраты. Через неё вот все зубы потерял. Зато, когда возвращаюсь по последнему льду: ну ты, ясное море, – встречали на базе, как Горбачёва! Ково там, лучше! На руках носили, гадом буду, не мету! И вот после такого приёму, шёл Витек в кассу, огребал зараз тыщь пять или шесть деньжат, после неделю гудел в посёлке, да так, чтобы небу жарко стало. А ближе к лету на материк сматывался. Там за пару месяцев всё спускал – что деньги – дерьмо собачье – и снова на свою "сотку". Вишь как сижу? Я вот так на кукорках, могу хошь сколько просидеть. В "сотке" так привык, за рычагами ведь всю зиму…
Папироса в длинных пальцах Колобова давно истлела и потухла. Уже поздно, парни кемарят. Один Борисыч слушает. Не поймёт только Колобов – из интереса или из уважения?
Отличный парень Борисыч. Высокий, стройный, жилистый. Модный зачёс сухих, здоровых волос. Борода пробивается густая, породистая. Даже здесь, в этой северной дыре следит за собою Борисыч. Следит не по-бабьи, чего Колобов до отвращения не терпит в мужиках, а хорошо, по-мужски. От него потягивает редким в этих местах одеколоном, почти каждый день на нём свежая, с вечера постиранная рубаха.
Борисыч насмешлив, но не зол, а порой даже до расточительности добр. Это больше всего подкупает Колобова, тянет к парню. Нравится непререкаемый авторитет Борисыча среди ребят, какую ерунду не выдумает – они тут же, как попугаи, начинают долдонить вслед. А уж в политике… Здесь даже и возражать ему никто не пытается, любого за пояс заткнёт.
А курит как... Затяжки делает большие, глубокие, закрывая при этом в томительном удовольствии немного холодноватые, дерзкие глаза. Красиво курит Борисыч.
Нравится Колобову и как ест Борисыч – не спеша, не жадно, как подобает мужику с достоинством. Нравится, как читает парень журнал "Огонёк" – страстно, с восклицаниями, как смотрит телевизор – азартно, живо, с репликами, с притопом и прихлопом. Нравится как рассказывает что-нибудь, как кривляется, передразнивая Колобова и ребят, как врёт. Виртуозно, с упоением. Отличный парень Борисыч. Сейчас вот поздний час, а сидит ведь и слушает. Разве это не уважение? И кажется, сопереживает. И глаза… нет глаза холодноваты. А вот лицо вроде грустное. Хотя поди её разбери современную молодёжь.
Заворочался спросонья Паша-черепаша, отнял голову от подушки.
– Васильич, завязывай базар. Бу-бу-бу, да бу-бу-бу. Выспаться надо, завтра на просеку.
– Счас, счас, – покладисто вздыхает Колобов. – Эх, Борисыч. Еслив по правде сказать, надоела мне до чертиков житуха такая. Порой в петлю охота залезть. Ну что, кто я здесь? Бич, бомж… Что у меня есть? Кровать вон и та казённая, да чемодан. Сегодня же могу встать, встряхнуться, и аля-улю – рванул в другое место. А там опять то же самое. А так охота пришвартоваться куда-нибудь, осесть на постоянку и ни шагу никуда. Невезуха какая-то… Жил в Бомбее – Бодайбо, значит, – сошёлся с одной дурой… Ничего путного, пили, да дрались. Бил её до синяков, пинал. Потом думаю – зачем? Убью как-нибудь и снова тюряга. А там не сладко. Сбежал сюда, а здесь чё? Веришь, нет, мечта у меня уже давно есть затаённая: думаю, попадись мне счас путная бабёшка, пусть даже и старше меня лет на десять, только чтоб с ребятишками – смерть люблю – всё бы бросил и сошёлся. Пить бы бросил. Не веришь? Гадом буду… Я могу. Я как-то полтора года в рот не брал. Не веришь? Не веришь… А зря, я не мету, точно бы бросил. У меня вить золотые руки. Видел, у начальника полку замастырил? Полпосёлка переходило смотреть. Трактор…да любую технику знаю от и до. Что знаю, то знаю, без базару. Я бы всё в доме замастачил, жила бы, как у Христа за пазухой. От так от… Погодь.