и в нежности её прикосновенья
мы ощутили Божью благодать
и материнское благословенье.
(обратно)
Владимир Ермаков БЫТЬ УСЛЫШАННЫМ
В пространстве постмодерна любая пафосная идея отражается как пародия, и только скандал получает резонанс. Попытка прямого словесного воздействия на общество в наши дни заведомо обречена на неудачу. Поражение Солженицына в правах пророка выявило масштаб системных изменений. Поэт в России больше не Поэт, не говоря уж о прозаиках. Что-то не так с писателем и что-то не то с читателем.
Что не так с писателем? Да всё не так. Нельзя сказать, что это странное ремесло всегда пользовалось безусловным уважением. Между сакральным статусом писца в Египте и Шумере и коммерческим успехом современного борзописца дистанция огромного размера. Просиявшая славой в Золотом веке, харизма писателя с тех пор потускнела и померкла. В наше время писатель как фигура речи утратил право первородства слова. Причин тому много – как общего порядка, так и частного. Русская литература XX века – особый случай в мировой культуре. Радикальное разделение словесности на предписанную и запрещённую породило шизофренический дискурс общественного сознания. Всё разумное, а также доброе и вечное, оказалось (вопреки Гегелю) не действительно, а действительное выходило глупо, зло и конъюнктурно. Речь не о личностях и не о шедеврах, отстоявших честь русского писателя и составивших славу нашей новой классики (без сомнительного титула советской). Исключительные меры и исключения из Союза лишь подтверждали общее правило: хочешь быть первым – будь как все. За вычетом героев и гениев, прописанных в нашем менталитете отдельной строкой, литература скомпрометирована в общественном мнении как любовница власти и содержанка государства. Всякое с ней было: бессердечное усердие 30-х, беззаветное служение 40-х, обескровленный конформизм 50-х, близорукий оптимизм 60-х, дешёвый цинизм 70-х, судорожный энтузиазм 80-х, добросовестный разврат 90-х, хищный прагматизм нулевых лет нового века... Ничто ей не забыто и не прощено.
Нынешнее цветение словесности и процветание издательского дела обеспечено количественным ростом производства слов за счет стандартизации форматов и снижения качества. Редукция сферы литературы к книжному рынку породила пустое множество бестселлеров, в котором теряется всё по-настоящему значительное. Хорошо просчитанные и грамотно продвинутые тексты, изготовленные производителями для потребителей, вытесняют с прилавков и полок подлинные произведения словесного искусства.
Позицию превосходства, присущую авторству, в наши дни трудно обосновать и невозможно защитить. Претензия автора на авторитет больше не подтверждается общественным мнением. Намеренный обличить пороков века, он слышит в ответ: врачу, исцелися сам. Самолюбие писателя ущемлено, но самодовольство, к сожалению, продолжает иметь место. Власть над словом, как всякая власть, развращает – и чем значительней писатель, тем больше искушение пасти народы (Н.Гумилёв). Хотя большей частью современному литератору нечего предложить ни в "духовное окормление", ни для "пропитания ума". Истощённая революциями и катастрофами историческая почва суха и бесплодна. Подземные метафизические воды ушли в недосягаемую глубину.
Статус писателя подвергся символической кастрации. Писатель в наши дни может состояться как художник и как мыслитель, и это важное и нужное дело, но его миссия невыполнима. Он дееспособен, но не идееспособен. Слово, лишённое магической силы, не может оплодотворить действительность и зачать в человеке событие духовной жизни.
Текущий литературный процесс, если отследить его в половодье беллетристики, разделяется на два направления: деструктивная практика и реставрационная работа. Одни литераторы задались целью вытворять как ещё не было, а другие – творить как ни в чём ни бывало. Две стратегии, разрушительная и ритуальная, равно далекие от миссии художника – быть агентом влияния вечности в своём времени. Его задача – обнаружить новые возможности существования и произвести от них новые формы жизни. Чтобы расширить и обустроить пространство бытия. В то время как художники авангарда фактически перешли линию фронта, став на сторону абсурда. В то время как сторонники традиции практически под видом почитания классиков установили культ мёртвых. Практика консерватизма бесперспективна. Теория концептуализма безнадёжна.
Упадок русского духа в наши дни обусловлен чувством потери – потери главного направления жизни. Утопия Святой Руси и дистопия Нью-Рашен равно далеки от народа. Негативные последствия духовного упадка наглядно видны в кризисе культуры. Симптомы его очевидны. Прежде всего, как мне кажется, это тотальная дискредитация критического дискурса, то есть замещение в общественном мнении сократического диалога саркастическим перформансом. Превращение спора о человеке в ток-шоу. Молчание Солженицына и многоглаголание Веллера – две стороны одного процесса. Потоки пустой болтовни промывают мозги на всех уровнях сознания. Особенно опасна профанация метафизического. Льва Толстого в массовом сознании заместил Пауло Коэльо. На лобном месте мысли – неутолимая тоска или ненасытная скука. Культура всё дальше и глубже разделяется на элитарную и массовую. Писатель, оказавшийся на распутье, должен выбирать между высоким призванием и широким признанием. Налево пойдёшь – читателя потеряешь, направо – талант загубишь. А прямо – дорога в никуда.