– А здесь как оказалась?
– Как скорпион. Как кобра Каперкаппел. Как Strix flammea – сова сипуха обыкновенная, как Upupa epos – удод. И все из Африки.
– Та стая лопоухих псов или волков, что нас сопровождает…
– Дикая африканская собака. Помесь гиены с псами.
– Давно всё это здесь?
– Не очень. Веков сто с лишним.
– Ты можешь не морочить мне голову? Причем здесь Африка и Арарат?
– Скоро увидишь сам.
– Что я должен увидеть?
– Тс-с-с… тихо. Не перебивай.
– Чью-у-у пи-и-и-ить! – кокетливым фальцетом позвали сверху.
Прохоров вскинул глаза. На дальней ветке куста в полутора метрах над их головами сидела серо-бурая птица, чуть больше голубя. Лимонно-жёлтые пятна, как адмиральские эполеты, распластались на её плечах. Роскошно длинные крыла, отороченные белыми каёмками, уютно скрещивались за спиной.
– Пить-пить ци-чьють! – малиновым посвистом озвучилась крылатая гостья.
– Иди ты! – удивился Ашот. – А далеко?
– Пить ци-ци чьть-чьють! – прикинув, отозвалась птаха.
– Не врёшь?
– Цици-пью-пють!! – подпрыгнула, всплеснула крылами пришелица.
– Ну извини. Уговорила, – стал подниматься Григорян. Спросил Прохорова: – Медку с горячим чаем не желаете, ваше графуёвое высочество?
– Шутить изволим, Григорян? Я пол-Армении отдам за эту роскошь.
– Россию отдавай, вашему Хрущу не привыкать. С Арменией мы сами разберёмся. Подъём, отдавало.
Адмиральско-эполетный летун порхал впереди. Опередив на несколько шагов, он садился на валун иль куст и поджидал.
– Ашот, нас что, действительно ведут куда-то? – обескураженно спросил придавленный всей этой чертовщиной Прохоров.
– Тебе ж сказали – к мёду.
– Вот этот шибздик?
– Indicator sparmanni. Обыкновенный медовед.
– Конечно, тоже африканец.
– Само собой. Любимец суахили и всех туземных племён от Сенегала до Мыса Доброй Надежды. Там много диких пчёл.
– И этот Индикатор водит их к диким гнёздам… зачем?
– За угощением. Туземцы забирают мёд и оставляют Индикатору лакомство: соты с личинками пчёл. И этого он ждёт от нас.
… Расщелина в скале облеплена была зудящим роем пчёл. Ашот достал из рюкзака резиновые перчатки, накомарник. Обезопасив руки и лицо, залез по локоть в продольный зев пчелиного гнездища. Жужжащий вихрь клубился, лип к его рукам и голове. Василий, спрятавшись за камень, опасливо следил за экспроприацией. В двух метрах на кусте подёргивался возбуждённо, исходил нетерпеливым писком медовед.
Они оставили ему на камне сотовый ломоть, нафаршированный пчелиными личинками. Ашот нёс сотовый кус на лопухе, его янтарная благоуханность втекала в ноздри, пятнала зелень.
– Сэр Григорян, – позвал Василий, – вы смотритесь здесь махровым спикером в палате лордов. Признаться, впечатляет… но… мы же проходимцы. Здесь Турция, а мы шатаемся по ней, как по своей квартире… абсурд какой-то.
– Проходимец ты. А я – хозяин. Мы здесь хозяева три тыщи лет.
– Вы что, древней Османской империи и Англии с её палатой лордов?
– Дремучее дитя, их ещё не было в зародыше, и не существовало Рима, когда Аргишти, сын Менуа, в восьмом веке до новой эры построил Эребуни – столицу цивилизации Урарту: со своими городами, крепостями, ирригацией и клинописными сказаниями о предке, прародителе всех армян.
– О ком?
– Пра-пра-правнуке Ноя Хайке.
– Насколько помню, у Ноя были сыновья Хам, Сим и Иафет.
– Отцом Хайка был Форгом, дедом Фирас, прадедом Гомер, пра-прадедом Иафет, пра-пра-прадедом – сам Ной.
– Не тянешь ты на вялотекущего шизоида, – глянул искоса Прохоров. Горькая зависть полоснула по сердцу: сидела в армянине, соратнике по науке, глубинная этнопамять. По опыту знал: спроси практически любого русака, увенчанного докторской степенью в его НИИ, – кто из арийских предков возводил Москву иль Новгород, иль Киев, кто строил Аркаим, кто разгромил хазар на Белой Веже, где странствовал и впитывал в себя познания Иисус до тридцати лет, кем был, какую веру исповедовал Иоанн Креститель до крещения Христа, и что за письменность и мифология блистали на Руси до офанфаренных Кирилла и Мефодия, спроси – и будет пялиться на тебя остепенённый, как баран на новые ворота. Поскольку постаралась чужая антигуманоидная банда сколь можно безнаказанно обкарнать, обгадить великую историю ведической Руси и заменить её тухлой белибердятиной вечных изгоев.