Для вощаных светящихся сот
Я любовь собирала по крохам,
Как пчела терпеливая – мёд.
И в великом земном разнотравье
Запах солнца захватывал дух.
Длилась песня, соловья и славья,
Лился хмель золотых медовух.
Вы – спешили, работали, ели,
Выше Господа ставя дела.
Шли к какой-то неведомой цели.
Я – любила, летела, жила.
Ты бери, мой богатый, да нищий,
Мёд, что ульи собрали мои.
Всяк обрящет, кто верит и ищет.
Вьется Паркою – пчелка Любви.
Не печалься, что много растрачу,
С златокрылою споря судьбой.
Выпью сусла за хмель и удачу
Каждым взятком делиться с тобой.
И взлетая над райскою кущей,
На двоих разломлю каравай.
Никогда не скудеет дающий.
Солнце светит и жжёт – через край!
***
Никто не косит чёрные бурьяны.
По всей округе – тленье и распад.
Глядят сквозь ночь в тягучие туманы
Глаза пустых, забытых Богом хат.
И собранный по чьей-то вышней воле
В честь жизни той, что пела и цвела,
Стоит музей в безлюдном диком поле
На улице умершего села.
О жизни той, что пела и светила,
Ржаной косой пленив пределы стран,
Горят горшицам сонные светила,
Рубахам красным пляшет сарафан.
А у светца, где в пёстром полушалке
Крестьянка-мать детей учила жить,
Соломенное чучело на прялке
Сучит судьбы таинственную нить.
Растут в бурьяне племена другие.
И на могилах родины моей
У древних хат легко зовут Россией
От чужаков родившихся детей.
А ты всё ищешь правды и исхода,
Пока, дыша в затылок тяжело,
Других миров ненужная свобода
Летит с дождём в разбитое стекло.
И не смирившись с пагубой и тленом,
Музейный зритель родины своей,
В умершей хате споришь со вселенной,
Но лучшей жизни – не находишь в ней.
***
Родителям
Кто посмеет меня обогнать-перегнать?
Я бодаюсь с великой горой!
Ах вы, санки-салазки, разбойная стать,
Острый полоз, снежок под рукой!
Мама в шубке-боярышне тропкой бежит
К папе в школу – на первый урок.
А у чёрных бараков солдат-инвалид
Сел с гармошкой на снежный порог.
Над холмами горят снегири-купола.
Льнёт к заснеженной крепости лес.
А в церквах разорённых – щебёнка и мгла,
И на фресках – глаза в пол-небес.
Бьются в заверти снежной другие миры.
Я от жути кричу: "Ух ты, ух!"
Я лечу над Россией с высокой горы –
Захватило от вечности дух!
Вслед мальчишки на гильзах немецких свистят,
Как в военных снегах соловьи.
А родители в парке у школы стоят
И кричат мне, кричат о любви!
И слагаем мы были Победы святой
Над заснеженной древней горой,
Даже в мыслях не зная отчизны другой
И не веря беде роковой.
Я в крови сохраню ту любовь и мечту,
И на смертных очнувшись санех.
…А родители ловят меня на лету –
И толкают в смеющийся снег!..
***
В черничниках – личинки и жуки.
Замшелых сосен треск вдоль косогоров.
– Ау! – кричат за рощей грибники.
В лесах красным-красно от мухоморов.
Беспечный дачник пнёт ногой – не жаль!
Да и куда их – алых и бесстыжих?
Ау, ау, опять моя печаль
Стоит с лукошком в соснах медно-рыжих.
Мне кажется, что жизнь не удалась,
Но я не знаю, как мне обозначить,
К чему я, позабыв себя, рвалась,
И что я понимаю под удачей.
И почему не светлый лес грибной
Меня влечёт – дробясь в пластах тумана,
Восходит солнце за моей спиной –
И светится поганая поляна.
***
Пар дыханья и воздух морозный.
Посвист вьюги сквозь вещие сны.
Смотрят в ночь древнерусские звёзды
Из днепровской седой глубины.
Здесь ходили поляки и шведы