– Помоги ему, – раздался громкий бесстрастный голос инвалида. – Другой упал, не он, на меня, не он.
– Вам помочь? – услышал он ласковое, осторожное, невинное.
Он нащупал в кармане пачку в четыреста рублей.
– Эй, вам плохо? – переспросила она смелее, трогая его за плечо.
– Не надо, – сказал он, отлепляя лоб от лакированной доски дивана.
Поднялся. На неё не смотрел. Обогнул инвалида. Поднялся по ступеням.
Было по-прежнему морозное солнечное утро. Он вздохнул глубоко. Усмехнулся. Следы слёз холодили лицо. Он выпустил губы. Расстегнул неторопливо ширинку и поссал на блестящий, желтоватый, песочный, утоптанный прохожими, снег.
Иван БУРКИН ТИХООКЕАНСКИЕ СОНЕТЫ
К 80-летию Ивана Буркина
Давно знаю и люблю стихи Ивана Афанасьевича Буркина, самого лиричнейшего из экспериментаторов стиха, самого авангардного из традиционных русских лириков. Может быть, так и суждено было ему: всю жизнь между…
Между Россией и Америкой. Между авангардом и традиционализмом. Между патриотами и демократами. Его можно было встретить в редакции "Нашего современника" у Станислава Куняева, и в редакции журнала "Арион". На страницах "Нашего современника" ему не хватало литературной вольности, игры со словом, на страницах "Нового русского слова" ему не хватало русскости и лиричности.
Я жил у Ивана Афанасьевича в Сан-Франциско, когда собирал материалы о второй волне эмиграции, о литературе ди-пи. Мы вместе ездили в знаменитый форт Росс, бывшую русскую крепость, в центр русских эмигрантов Монтеррей, где ему довелось работать в центре по изучению России, мы гуляли по русским кварталам Сан-Франциско и Иван Афанасьевич вспоминал свою молодость, годы войны, всю тягость жизни перемещенных лиц.
Сегодня, пожалуй, Иван Афанасьевич – последний из могикан русской поэзии старой эмиграции. А сколько их было, ярких, составляющих гордость русской литературы ХХ века: Иван Елагин, Дмитрий Кленовский, Борис Филиппов, Леонид Ржевский, Ольга Анстей, Борис Башилов, Николай Нароков, Николай Моршен, Владимир Юрасов, Владимир Бондаренко, Григорий Климов, Олег Красовский, Игорь Смолянинов, Татьяна Фесенко… Со многими из них мне довелось повстречаться, побеседовать в Нью-Йорке, Мюнхене, Сан-Франциско, Нью-Джерси, Кёльне, Париже, Брюсселе, Мельбурне…
Русские старики, верные русской литературе. Их жизнями распорядилась война.
Судьба Ивана Афанасьевича Буркина, если не брать во внимание его яркий неповторимый поэтический стиль, которого даже трудно с кем-нибудь сравнивать, была типичной судьбой диписта, выходца из послевоенных лагерей для перемещенных лиц (дисплейсед пёсенс – Ди-Пи). Родился в Пензе в 1919 году, уже с 1938 года начал публиковаться в Саранске в Мордовии. В 1940 году закончил филфак педагогического института. Затем война, фронт, ранение, плен. Попал в немецкие концлагеря в Баварии, после войны остался на западе. В 1950 году переехал в США. Уже в лагерях ди-пи начал печататься в появившихся в Германии литературных журналах и альманахах второй эмиграции "Мосты", "Грани". В Америке стал сотрудничать с журналами и альманахами "Опыты", "Современник", "Встречи", в газетах "Новое русское слово" и "Русская жизнь". Там же опубликованы и все его основные книги стихов "Путешествие из чёрного в белое" (1972), "Рукой небрежной" (1972), "Заведую словами" (1978), "13-ый подвиг" (1978), "Голубое с голубым" (1980). Даже по названиям сборников видно, что перед нами не поэт-традиционалист, что Иван Буркин пробует сам "заведовать словами", играть со словом, чувствуется его импрессионизм в восприятии мира .
В Нью-Йорке Иван Буркин защитил в Колумбийском университете докторскую диссертацию, затем всю жизнь преподавал русский язык и литературу в разных американских университетах и центрах.
В годы перестройки, как и многие другие русские писатели первой и второй эмиграции, жадно потянулся к России, спеша окунуться в океан русской литературы. Он прекрасно понимал, что при любом режиме главная русская литература создаётся в самой России, дыхание русской словесности идёт от родины, а не наоборот. В первые годы перестройки, когда я увлёкся темой литературы ди-пи, мы с Иваном Афанасьевичем и встретились. Думаю, в чем-то даже я испортил ему, как и иным своим эмигрантским героям, даже не ведая того, лёгкое вхождение в современную русскую литературную жизнь. Вернувшись из очередной поездки в Америку, я опубликовал целую полосу великолепных стихов Ивана Афанасьевича в газете "День". Также впервые в России напечатал Зинаиду Шаховскую из Парижа, художника Влади из Мексики и его отца Виктора Сержа, Николая Моршена, Владимира Юрасова… Но после публикаций в яростно оппозиционном "Дне" на этих авторов автоматически косо смотрели все либеральные издания. Ладно уж таким патриотам, как Борис Башилов или Григорий Климов, путь в либеральную литературу изначально был закрыт. Но почему не стали печатать того же Ивана Буркина ни в "Знамени", ни в "Литературной газете" девяностых годов, ни в "Звезде"? Неужели из-за его обширной публикации на страницах "Дня"? Но на беду свою и в "Наш современник" его стихи вмещались с трудом, мешал его авангардизм, мешала его стилистическая смелость. Может быть, открой его для русского читателя Наталья Иванова, главенствующее положение среди поэтов эмиграции Буркину было бы обеспечено? Ярчайший метафорист, получше Возне- сенского, тончайший лирик, играет словами круче, чем Семён Кирсанов, чем не автор для "Знамени" и "Огонька". А Иван Афанасьевич бедный попал в лапы "Дня". Кстати, думаю, и у романов Виктора Сержа была бы другая судьба, опубликуй их впервые не Бондаренко, а Чупринин, предположим…