Далее она сама вдруг разрыдалась и совещание с мамой прервалось.
Отпуск дожили они на даче, словно оглохнув от того покоя, который вдруг вошёл им в души. Приезд в Москву решили отметить званым ужином, но получилось, что пригласили только старика Прохорова. Он заявился принаряженным по такому случаю в белую рубаху с галстуком, гладко причёсанным. Сначала шутил без умолку и в охотку пригубливал водку, потом вдруг погрустнел и сказал:
– А вы опять, как два голубка, глазами своими на меня, старика, сияете…
И, выпив уже полную рюмку, вскоре заклевал носом.
– Ладно, пока спать не расхотелось, пойду я…
Надежда Викторовна пошла его провожать. И в коридоре, не удержавшись, восторженно сообщила:
– Вы представляете, оказывается он меня так любит, так любит!
Но, боясь потерять драгоценный сон, Прохоров даже глаз не раскрыл, только-то и кивнул в ответ.
Через год у телеканала сменились владельцы, и Санкин стал издавать дорогущий глянцевый журнал. А Шевцова он пригласил в качестве главного редактора. Шевцов этой куда более обыкновенной работе обрадовался. Но рыбалку почти забросил, а к ружью, привезённому с дачи и запертому в шкафу, уже не притрагивался. Впрочем, Надежда Викторовна по-прежнему провожала его и на работу, и, тем более, на редкие рыбалки, как на войну. В день по нескольку раз перезванивались они по телефону, уточняя чуть ли не секунды до его возвращения. И если получалось так, что он вдруг замыкался и уходил в себя, она на свой счёт это уже не принимала и лишними догадками не мучалась. Только жалела его ещё сильнее. А если мне удавалось их встретить во всё той же Третьяковке (оказалось, что среди всех моих знакомых только они, как и я, не могли обойтись без периодического погружения в благородно молчащую красоту пейзажев Саврасова или, например, Шишкина), то мне даже непонятно было, на картины она смотрит как на некие произведения искусства или – как на часть частной жизни.
Я, не смея подойти и порушить их вдохновенное ощущение красоты своего бытия, при встречах здоровался издали. Хотя, когда исчезал я из их поля зрения, то вдруг обжигало меня ощущение собственной неприкаянности и одиночества, и мне было даже по-глупому обидно, что в их счастье им до меня нет дела. Впрочем, если доводилось нам встретиться в музейном буфете, то Надежда Викторовна набрасывалась на меня с жаром, как на драгоценнейшую находку, а Шевцов, уже потучневший, уже с горьковато затвердевшими складками у рта, уже седоватый, глядел на меня со своей обычной смущённой нежностью, как во время наших прошлых и, конечно же, самых задушевных цедеэльских застолий, а затем угощал душистым кизлярским коньяком из своей знаменитой рыбацкой фляги. И мы уже не могли расстаться, поедая жульёнчики или пироги с грибами, безмятежно вспоминали события своей юности или же осторожненько позволяли друг другу касаться событий нынешней личной жизни, которая у каждого уже, конечно, была своя…
В одну из таких наших нечаянных встреч (это было во время антракта в консерватории, куда у Шевцовых всегда был общесемейный абонемент) Вячеслав Вячеславович предложил мне должность обозревателя в санкинском журнале. И я с радостью согласился. Но не только потому, что посулил он высокую зарплату, а ещё и потому, что помнил, как мы собирались все вместе в "Литучёбе"…
Ещё через два года их старший сын Вячеслав женился, а вскоре появился у них и долгожданный внук, тоже, кстати, Вячеслав. Так что Надежда Викторовна стала разрываться между мужем и внуком на две явно не равные, уже в пользу внука, части. А когда собиралась вся их семья за одним столом (это случалось редко, лишь в дни рождения, на Новый год, и на Пасху), то она, сияя своими вечно не потухающими глазами, сама нетерпеливейше провозглашала первый тост:
– Это такое счастье, что мы опять вместе! Такое это счастье! Так давайте же своё счастье будем беречь, как… как..
– Как зеницу ока! – весело подсказывал кто-нибудь из сыновей.
– Да, как зеницу ока! – серьёзно добавляла она.
И все невольно затихали пред силой того чувства, с которым она произносила свои одни и те же, всегда одни и те же слова…
(газетный вариант)
(обратно)
Юрий МИЛОСЛАВСКИЙ ПУШКИН – ГОГОЛЬ – ХЛЕСТАКОВ
Взаимоотношения Пушкина и Гоголя, применительно к истории русской культуры, уже к середине XIX в. породили глобальное противостояние "пушкинского" и "гоголевского", – противостояние, которое завершилось безоговорочной, сокрушительной, всеобъемлющей победой "гоголевского". "Идеи, которых он (Гоголь) вовсе не высказывал, ощущения, которых совсем не возбуждал, возникнув много времени спустя после его смерти, – все, однако, формируются по одному определённому типу, источник которого находится в его творениях.