Соответственно, правда образа пребывает в его символической глубине. Объёмность пластики предъявляет её с наибольшей очевидностью. В этом смысле и войско Циньшихуана, и скульптуры Будды при всём их отличии от стиля классики обнажают изнанку классического искусства и, более того, – его внутренний предел. Выступая в роли негативного двойника или, если угодно, нежелательного соперника классики, выдающего её секрет, скульптура по этой причине, возможно, не смогла развиться в полноценное искусство. Саморазрушение, забвение (подобно забвению циньской скульптуры) или возвращение к примитиву, наблюдаемое на позднем этапе китайской истории, оказывается её логическим исходом. Случайно ли, что у большинства статуй в пещерных храмах Китая (правда, не в дуньхуанских, сохранённых по указанию Чжоу Эньлая) и даже у мелкой пластики на деревянных фризах и решётках в китайских храмах повсюду отбиты головы?
Обычно винят вандализм хунвэйбинов. Но, может быть, у этого явления есть и более глубокие корни.
(обратно)
Владимир ЯВОРИВСКИЙ “ОРАНЖЕВЫЕ МЕЧТАНИЯ ПРОШЛИ...”
Беседа Владимира ВИННИКОВА
– Владимир Александрович, вы с 2001 года руководите Национальным союзом писателей Украины. Что, на ваш взгляд, происходит с украинской литературой сегодня, какие у неё достижения, проблемы и перспективы?
– Прежде всего должен сказать, что статус писателя в современном украинском обществе и современном украинском государстве чрезвычайно высок. Сегодня среди депутатов Верховной Рады – пять человек из нашего Союза писателей, есть "наши люди" и в правительстве, начиная с первого вице-премьера Александра Турчинова. Такого широкого представительства писателей во властных структурах нет, наверное, ни в одной другой стране мира, и это прежде всего признание заслуг литературы в восстановлении нашей культуры и нашей государственности. Достаточно напомнить, что движение "Народный Рух за перестройку" было создано на заседании партийной организации Союза писателей Украины – такой вот исторический парадокс. В первый состав Верховной Рады входило семнадцать наших писателей. И эта связь, эта ответственность деятелей литературы за судьбу нашей страны, за её свободу и суверенитет сохраняются и поныне.
Второе – это обретение настоящей полноты национальной культуры. После восстановления независимости в украинскую литературу вернулось очень много имён, в том числе из диаспоры, которые до того считались неприемлемыми по идеологическим соображениям и были запрещены. Они как-то сразу придали новое качество всей украинской культуре, которая в советское время существовала всё-таки в очень усечённом и обрезанном виде. Скажем, первый роман о голодоморе, который был написан в Америке Василием Баркой, 90-летним писателем, сегодня переведён на многие языки мира.
И, наконец, третье, что я хотел бы отметить, – это, конечно, чувство свободы. Потому что уважаемые мною писатели России не знали такого цензурного давления, которое существовало в Украине. В те времена среди наших писателей бытовала такая поговорка, что если в Москве стригут ногти, то в Киеве отрезают руки. То есть цензура была позлее, цензоры поретивее, а стандарты допустимого – намного жёстче. Конечно, у нас есть и такие писатели, которые не смогли выйти из наезженной идеологической колеи.
Но для большинства украинских писателей этот воздух свободы – ценен необычайно. Это и Павло Загребельный, который сегодня абсолютно раскрепощён; это и Анатолий Димаров, у которого письмо такое молодое, такое свежее, который всегда выходит на острейшие темы современности; это и Юрий Мушкетик, и Роман Иванычук с его историческими романами.
А молодые писатели, чьё сознание сформировалось в независимой Украине, – они полностью лишены тех комплексов самоцензуры, которые всё равно существуют у писателей старшего поколения, у них уже другие интересы, другие приоритеты – в целом более личные, менее политические. Они не знают никаких "запретных" тем, у них нет идей, которые они бы вынашивали годами и десятилетиями в надежде на то, что когда-нибудь об этом можно будет сказать.