Покидаю тотчас же бар,
чтоб послушать дуэт гитар.
Не старея, "Бесаме мучо"
до сих пор моё сердце мучит.
Каждый вечер в заветный час
вижу блеск непогасших глаз.
На площадке, что рядом с баром,
вновь призывно звучат гитары.
И впивается каждый звук
словно эхо былых разлук.
Долго будут не позабыты
голенастые сеньориты.
Ослепителен их наряд.
А глаза-то горят, горят!
Эй, танцоры, вы что – уснули?
Каблуки почти что ходули.
А за ухом яркий цветок
оттеняет волос завиток.
Экзотическая прическа,
и порханье по гладким доскам…
Карменсита из Варадеро,
как ты сердце моё задела!
Видно, это диктат судьбы:
танцы, танцы взамен ходьбы…
Улыбаешься белозубо,
и дрожат лепестками губы.
Миловиден овал лица,
и на пальчике нет кольца.
А глаза, как ночные птицы,
будут мне постоянно сниться.
Год прошёл… Только до сих пор
продолжается разговор.
Я себя укоряю сердито:
прозевал ты свою Карменситу…
Лишь взамен танцевальных торжеств
сохранился прощальный жест.
Я бы стал кубинцем, испанцем,
чтобы слиться с девчонкой в танце.
Только это совсем непросто.
Куба, Куба, далекий остров…
Танцовщицы, ночные птицы,
продолжают мне часто сниться.
Но я верю, что в свой черёд
донесет меня самолет
на заветное побережье…
Вот тогда и танцуй, приезжий!
Вне невзгод и поверх измен
новый танец подарит Кармен.
Улыбнется светло и открыто
голенастая сеньорита.
СОНЕТ О ДОЖДЕ
Дождь зарядил ещё с полночи,
стучал он в окна кулаком;
тем, как быстрей пробраться в дом,
казалось, был он озабочен.
Мне не спалось; и, между прочим,
слегка хлебнув кубинский ром,
я вдруг задумался о том,
что этот стук весьма порочен.
Едва дождался я рассвета…
Дурная, видимо, примета
твердить себе же: аз воздам!
Пускай всё гуще в небе тучи,
всей силой найденных созвучий
и я прекрасное создам.
(обратно)
Захар ПРИЛЕПИН ИГРА ЕГО БЫЛА ОГРОМНА
В издательстве "Молодая гвардия" в серии ЖЗЛ готовится к выходу книга Захара Прилепина "Леонид Леонов. Игра его была огромна".
Печатаем главы из книги
***
Если Горький часто переживал, что у него нет последователей, то у Леонова они со временем появятся в большом количестве. Почти вся т.н. почвенническая литература развивалась по путям, проторённым Леоновым и Шолоховым.
Но зачастую леоновское влияние можно обнаружить даже там, где оно и не очень ожидается. Так, в 1993 году Никита Михалков снимет фильм "Утомлённые солнцем". Конструкция его, если присмотреться, построена на основе нашумевших в 30-е годы леоновских пьес – "Половчанские сады" и "Волк".
В обеих пьесах Леонова, напомним, изображена большая семья на исходе 30-х годов, в которой неожиданно появляется шпион. Ровно та же коллизия наблюдается в картине Михалкова. Причём, в "Половчанских садах" шпион ранее имел отношения с женой главного героя, как, опять же, в "Утомлённых солнцем". Впрочем, михалковский шпион больше похож на Луку Сандукова в "Волке": он столь же стремителен и безжалостен, и одновременно есть в нём ощущение загнанности и одиночества.
Общая атмосфера и обеих пьес, и фильма мучительно схожа: то же внешнее, бессмысленное какое-то веселье, те же шутки и розыгрыши, и то же потайное ожидание скорого ужаса, хаоса, взрыва шаровой молнии.
Думается, что на Михалкова Леонов повлиял опосредованно: так случается, что какая-та тема, какое-то ощущение проникают в тебя настолько глубоко, что и годы спустя, забыв о первоначальном импульсе, ты невольно воспроизводишь увиденное многие годы назад.
***
О том, что Леонов повлиял на их формирование, как литераторов, говорили в одном из интервью братья Стругацкие, назвав следующий ряд своих учителей: "Алексей Толстой, Гоголь, Салтыков-Щедрин. Проза Пушкина. Затем, значительно позже, Достоевский. В определённой степени Леонид Леонов, его "Дорога на Океан".
В повести Стругацких "Страна багровых туч" есть такое размышление главного героя: "Никто из нас, наверное, не боится смерти, – подумал Быков. – Мы только не хотим её. Чьи это слова?"