При всём при этом она сумела родить девять детей: семь мальчиков и две девочки. Обе девочки и три мальчика умерли в младенчестве и один мальчик в отрочестве из-за болезни сердца. Три оставшихся сына стали взрослыми и получили хорошее образование, имели практику торгового дела в Париже и Лондоне.
Но когда вдруг в 1908 году скоропостижно от кровоизлияния в мозг в возрасте пятидесяти двух лет умер её муж, она впервые подумала, что может быть, в этих-то потерянных детях остался характер её и Александра – волевой, сильный и требовательный, насыщенный страстью приумножения, преодоления и напоенный трудом прошлых поколений.
Она часто с благоговением смотрела на последнюю фотографию, сохранившую строгую стать своего избранника в генеральской шинели, право на ношение которой он получил от городской управы за богатые общественные пожертвования, исполнение должности председателя сиротского суда и активное участие в организации многочисленных городских строительных сооружений.
"Как много он успел сделать за свою недолгую жизнь, проявив себя личностью", – думала она часто.
После смерти мужа она некоторое время помогала старшему сыну Валентину окрепнуть в качестве хозяина унаследованного торгового дома. Мальчиком он был тихим и скромным, хорошо учился, интересовался литературой и историей, был хорошим помощником отцу; и после его смерти, имея самый большой опыт в торговле, как старший сын должен был продолжить дело. Она помогла ему купить отдельный дом с усадьбой и предоставила полное право самостоятельно продолжать дело. Средний сын Георгий не захотел заниматься торговлей и, получив от матери немалую материальную поддержку, уехал в Москву, где окончил юридического факультет университета, работал адвокатом, в начале Первой Мировой войны был мобилизован офицером и находился на фронте. Младший Пётр имел мягкий характер и, не стремясь к самостоятельности в делах торговли, помогал Валентину работать в магазине. Все сыновья почтительные, не пьющие были женаты на тщательно отобранных матерью невестах из уважаемых в городе семей и жили самостоятельно.
Сама же она осталась в своём доме, купленном отцом в приданое к её свадьбе, и жила там с семьёй младшего сына.
Более тридцати лет прожила она здесь, сначала молодой женой, начинающей, а потом твёрдой хозяйкой, и, наконец, заботливой матерью и бабушкой своим внукам. Могло казаться странным, что здесь за ней твёрдо закрепилось необычное имя – Кока. Оно было и по-своему простое и жёсткое, требовательное и доброжелательное. Никто в доме точно не мог сказать, откуда оно родилось. Но Мария Константиновна помнила, как её любимый муж в медовый месяц однажды назвал её по-французски "Coca", что означает наркотическое, одурманивающее растение. Он никогда в жизни не курил и если выпивал, то очень мало и редко. Об употреблении наркотиков тогда знали из романов и восточных сказок. Ей это понравилось потому, это было романтично.
И когда внучка обратилась с простым и естественным вопросом:
– Почему тебя так странно зовут, бабушка? Никого так не зовут, только тебя. Кока – это какое-то детское имя.
Она нежно и задумчиво промолчала и прижала её к себе. Сладкий запах бабушкиного платья был единственным ответом, и необычное имя навсегда осталось загадкой для маленькой Нади.
Не принято было тогда раскрывать душу даже близким. Хоть и хотелось поделиться именно с ней: только в этой хрупкой маленькой дочери своего младшего сына она чувствовала родственную душу.
Накануне окончания Великого поста Кока посетила своего духовника, отца Серафима. Провожая её после исповеди, он напутственно пожелал ей здоровья и сил:
– Мне понятны мысли твои, дочь моя, и грехи все наши от слабости, но на всё воля Божья.
– Так то оно так, отец Серафим, но как-то неспокойно всё вокруг и болит душа за детей, не окрепли духом ещё, рановато ушёл отец.
– Кабы знать, когда укрепляется дух-то в человеке и где он является: у оного он сызмальства, другому суждено его познать после трудного пути и испытаний. Сколько было твоему мужу, когда он стал хозяином? А ведь Валентину сейчас уж почти тридцать девять. Дела твои праведны, мужчинам самостоятельность – первая необходимость для обретения духа.
– Как изменчива и стремительна жизнь. Кажется, с каждым годом должны мы быть лучше… добрей и милостивей. А всё сложней и сложней жить… непонимание кругом. Давеча в сиротском доме видела одного мальчика-еврея, ну прямо херувим, красив до божества. Нашёлся какой-то дальний родственник и местная община противится принятию мальчика в православие. И прямо такой раздор, и возмущение на лицах даже священного брата вашего.