На перекрёсток двух дорог,
Нашёл солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Стоит солдат – и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,
Героя – мужа своего.
Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол, –
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришёл..."
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только тёплый летний ветер
Траву могильную качал…
29. Иван ЕЛАГИН. Из мощного дальневосточного поэтического клана Елагиных-Матвеевых. Дед Н.П. Матвеев писал стихи и рассказы. Отец – яркий футурист Венедикт Март, о котором я когда-то писал в пору своей авангардной молодости. Из этого же рода наш автор, замечательная поэтесса Новелла Матвеева, двоюродная сестра Елагина. Да и жена его Ольга Анстей была неплохой поэтессой второй эмиграции. Я встречался с ней в Нью-Йорке, расспрашивал о муже. И всё-таки и в своём поэтическом роду, и в поэзии второй эмиграции, и вообще в русской поэзии Иван Елагин – звезда первой величины. Все писатели второй послевоенной эмиграции брали себе псевдонимы, боясь выдачи Сталину согласно ялтинским договорённостям. Матвеев стал Елагиным, вспомнив про Елагин мост в Петербурге.
Но он никогда не забывал о русской культуре, был традиционалистом. При всей своей всемирности считал себя национальным русским поэтом: "Не в тёмном хлеву на соломе, Не где-нибудь на чердаке, – Как в отчем наследственном доме, Я в русском живу языке…" Если бы вторая эмиграция дала только Ивана Елагина, она уже этим бы себя оправдала.
Не была моя жизнь неудачей,
Хоть не шёл я по красным коврам,
А шагал, как шарманщик бродячий,
По чужим незнакомым дворам.
Полетать мне по свету осколком,
Нагуляться мне по миру всласть
Перед тем, как на русскую полку
Мне когда-нибудь звёздно упасть…
30. Дмитрий КЛЕНОВСКИЙ. Последний русский акмеист. Последний царскосельский поэт, по уши влюблённый в Гумилёва. И никогда не простивший его палачам. Как поэт начал печататься ещё в России, первая книга стихов "Палитра" вышла в 1917 году. Но по-настоящему его талант расцвёл в эмиграции, в Германии, куда он переезжает из России в 1942 году. Широко печатается в эмиграции, и наравне с Елагиным становится лидером литературной второй волны из "Архипелага Ди-Пи". С Россией старается в своей поэзии не порывать: "Я служу тебе высоким словом, На чужбине я служу тебе…" Продолжил классическую линию русской поэзии.
На рубеже последних дней
Мне больше ничего не надо,
Вокруг меня уже прохлада
Прозрачной осени моей.
Пусть стали медленней движенья
И голос изменяет мне,
Но сердца в полной тишине
Красноречивее биенья.
Ложится сумрак голубой
На тяжелеющие веки,
И так прекрасно быть навеки
Наедине с самим собой.
31. Ярослав СМЕЛЯКОВ. Его поэзию любили даже те, кто не знал такого слова "поэзия". "Если я заболею, к врачам обращаться не стану…", или "Хорошая девочка Лида на улице Южной живёт…" Просто, понятно и так близко всем. Остаётся загадкой, отчего у такого простого, любимого народом поэта такая сложная судьба. Один лагерь, второй лагерь, и так четыре срока… Впрочем, и лагеря не изменили его наивную и простую душу. Он даже не писал про них, не теребил свою душу. Он не продолжил наш Серебряный век, но и не отверг его. Он был лишен трагизма и полон любви. По сути своей, он был рождён для счастья, вот оно и пришло к нему в поэзию, а значит, и в жизнь. А что лагеря?..