Выбрать главу

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мёртвыми лечь,

Не горько остаться без крова. –

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесём,

И внукам дадим, и от плена спасём

Навеки!

11. Марина ЦВЕТАЕВА. Гениальнейшая поэтесса России. Соединение античности и авангарда, всемирности и русскости. Соединение трагического романтизма с народной сказовостью и фольклором. Марина Цветаева писала: "народный элемент"? Я сама народ…" И была права более, чем многие другие поэты. Несомненным шедевром двадцатых годов стал её сборник стихов "Вёрсты" Воспевала белую армию в "Лебедином стане", и в то же время представляла Владимира Маяковского в 1928 году в Париже, к которому творчески была близка более, чем многие его соратники. Чувственный, предельно искренний лирик и при этом всегда гражданский поэт. Всю жизнь искала предельную истину, с ней и ушла из жизни, навсегда оставшись в русской поэзии.

На страшный полёт крещу Вас:

Лети, молодой орёл!

Ты солнце стерпел, не щурясь, –

Юный ли взгляд мой тяжёл?

Нежней и бесповоротней

Никто не глядел Вам вслед…

Целую Вас – через сотни

Разъединяющих лет.

12. Осип МАНДЕЛЬШТАМ. Начинает как символист, близок Вячеславу Иванову, но вскоре с образованием гумилевского кружка акмеистов резко порвал с символистами. Николай Гумилёв писал, что Мандельштам "открыл двери в свою поэзию для всех явлений жизни, живущих во времени, а не только в вечности или мгновении". Он играет эпохами, соединяя их в своих стихах, сближая отдалённое, и всё самое чужеродное начинает служить в его стихах времени. У него и русский язык становится высокой античностью. В любое время, не страшась ни власти, ни злых ветров иного пространства, он не изменяет себе. Мандельштам одним из первых бросает вызов Сталину "Мы живём, под собою не чуя страны…", но он же написал, пожалуй, одно из лучших стихотворений, посвящённых ему. До конца жизни "земля – последнее оружье" поэта.

Лишив меня морей, разбега и разлёта,

И дав стопе упор насильственной земли,

Чего добились вы? Блестящего расчёта:

Губ шевелящихся отнять вы не могли…

13. Борис ПАСТЕРНАК. Итогом предреволюционных лет для поэта стал сборник "Поверх барьеров. Стихи разных лет" (1929), для которого он переработал все свои лучшие ранние стихи, периода увлечения футуризмом. Ценил Блока, но преклонялся перед Маяковским. Его лучшие стихи как бы впитывали жизнь. С одной стороны "Какое, милые, у нас Тысячелетье на дворе?" С другой стороны, до конца дней своих активно откликался на бытие своего грозного времени, писал историко-революционные поэмы, в "Высокой болезни" вспоминает о Ленине, да и сам нашумевший роман "Доктор Живаго" – один из ликов ХХ века. Впрочем, на мой взгляд, "Стихи из романа" – гораздо сильнее самого романа. После Ивана Бунина – второй русский лауреат Нобелевской премии, впрочем, во многом по политическим мотивам.

Мы были людьми. Мы эпохи.

Нас сбило, и мчит в караване,

Как тундру под тендера вздохи

И поршней и шпал порыванье.

Слетимся, ворвёмся и тронем,

Закружимся вихрем вороньим…

14. Николай КЛЮЕВ. Мой великий олонецкий земляк. Писал вроде бы чуждый ему пролетарский поэт В.Кириллов в годы, когда от Клюева отрекались и Сергей Есенин и Петр Орешин, "Земли моей печальный гений…" В годы советской власти со своим плачем по русской деревне он казался лишним, сегодня он видится и на самом деле печальным пророком Руси. В поэме "Погорельщина" песнописец Николай свидетельствует всему миру о сожжённой "человечьим сбродом" величайшей красоте "нерукотворной России". Оценил его в своей архангельской ссылке и во многом далекий ему Иосиф Бродский. Как писал продолжатель его древнерусского лада Николай Тряпкин, "струя незримого колодца" клюевской поэзии продолжает с тихим звоном литься и сегодня. Это истинный апостол русской народной поэзии. Великая клюевская поэма "Погорельщина" была опубликована уже после смерти поэта в Томске в 1937 году.

И над Русью ветвится и множится

Вавилонского плата кайма…

Возгремит, воссияет, обожится

Материнская вещая тьма…

15. Сергей ЕСЕНИН. Долгожданное чудо ХХ века в русской поэзии. Классическая любовная лирика Есенина столь же проникновенна, как лирика Данте и Гейне. Трагическая поэзия его последних лет даёт зловещий красный отблеск всему столетию. Вот уж кто был равен своему народу и в его радостях, и в его несчастьях. И как бы ни старался он иногда отказаться от своей "страны берёзового ситца", погрузиться в бездны своего "чёрного человека", до конца жизни не исчезает свет из его поэзии, и он становится пронзительным одиноким певцом обречённой на несчастья и трагедии всего ХХ века России. Вряд ли ошибаются те, кто признают его поэтической вершиной русского столетия. Разве что Александр Блок равен ему.

Мир таинственный, мир мой древний,

Ты как ветер затих и присел.

Вот сдавили за шею деревню

Каменные руки шоссе.

Так испуганно в снежную выбель

Заметалась звенящая жуть.

Здравствуй ты, моя чёрная гибель,

Я навстречу тебе выхожу!

16. Игорь СЕВЕРЯНИН. Многие сочтут его имя лишним в списке 50 поэтов ХХ века. Он и на самом деле не достигал занебесных вершин Блока и Есенина, не был так трагичен и громоподобен, как Маяковский, но при всём желании его имя никак нельзя изъять из поэзии ХХ века. Северянин неповторим так же, как неповторимы его "Ананасы в шампанском", "Я – гений, Игорь Северянин…" Это чарующее соединение футуризма и символизма, народности и эстрадности повторил потом разве что Евгений Евтушенко. Я часто бываю на эстонской мызе Тойла, где поэт провёл практически весь после- революционный период своей жизни, и поражаюсь пропасти между двумя его жизнями: шумной, бурлескной, эстрадной, шампанской в дореволюционном Петербурге и спокойной, медитационной, одинокой в прелестном, но глухом эстонском местечке. Кажется никто не мешал поэту уехать из Тойлы в Прагу, Берлин, Париж и другие шумные центры русской эмиграции, где его вновь ждал успех. Даже в провинциальном Таллине королю поэтов нечего было делать с его громокипящими поэзами, что уж говорить о глухой крестьянской мызе. Северянин уезжать не желал. Ещё в начале двадцатых годов изредка ездил с концертами по Европе, потом перестал. И писал в своём домике хорошие, проникнутые любовью к России стихи. Впрочем, и родом он из вологодской глубинки. Потому и псевдоним: Северянин.